Ольмут мотнул головой, приглашая внутрь.
В комнате было темно. Источниками света служили мониторы и всевозможные индикаторы, и датчики электронных приборов. Константин сел на специальное кресло.
– Глюки? Провалы памяти? Потеря собственной личности? – начал расспрашивать Ольмут.
– Да. Да. И определённо да.
Ольмут включил приборы.
– Спокойной ночи. – произнёс Ольмут.
Врихта отключило мгновенно.
Белые облака принимали образы. Сон становился реалистичным кошмаром. Константин заговорил, описывая происходящее:
– Смотри, это всего лишь бумага. Я лишь хочу добраться до настоящего.
Я прорезал глубже. Текло красное бумага уже не была белой. Бумажное и похожее на человека кричало.
– Ну заткнись же! – прокричал я.
Оно орало и дёргалось. Я нервно отрезал кусок от его ноги и забил этот кусок этому в рот. Оно хлюпало и наконец заткнулось. Шпагатом и сапожной иглой я зашил этому рот. Это бумажное чудище смотрело на меня пустыми глазами.
Вот так бы сразу. Ты всего лишь бумажная хрень. А орёшь как…
Голова болела, стучало в висках. Я снова взял охотничий нож и вспорол брюхо бумажному тихоне. Из утробы вывались трубки, полиэтиленовая требуха. Потёк красный сок. Кажется, оно убедилось, что ненастоящее, замолчало и перестало дёргаться. Я с облегчением вдохнул. Боль утихла. Я сел на кресло. Наконец настала тишина.
Выдохнув с облегчением, я упаковал чудище в пакет и понёс сжигать его в печи в подвале.
Константин очнулся в кресле. Было тихо. Руки были липкими. Врихт присмотрелся. Руки были в крови. Константин осмотрелся. Посреди комнаты лежало расчленённое тело Ольмута. Отрезанная голова Ольмута, с выколотыми глазами, стояла на столе. Константин нервно засмеялся. Слёзы текли из глаз.
– Твою мать. Теперь вряд ли получится договориться с листьями. Кто я на самом деле? -произнёс он и ударил кулаками в стену.
Он выбежал из бара сбив с ног пару человек. На улице была ночь. Он присел на асфальт и облокотился на стену. Ливень. Кровь с рук и одежды смывалась тугими струями воды.