Есть о ком рассказать. О тех, не заслуженно редко упоминаемых, полузабытых, не востребованных временем – ни тогда, ни сейчас, авторах. Но они достойны, чтобы о них вспомнить. В той или иной форме…
Я же знал их – некоторых. Общался с ними. И замечал сильные строки, и думал, сколько у них впереди времени для будущих творений, для своего развития.
Однако времени оказалось не много. Нет их уже в жизни… И словно бы у меня, передо мной, стоит задача, неизвестно кем поставленная, рано или позже, сказать о них слово. Представлять ли их от своего имени, или сыграть роль какого-либо автора? Может, получится, а может…
Я помню замечательного поэта из Тулы, Сергея Белозерова. До сих пор на памяти слова из его стихов:
…Прежние были, как рябь на поверхности,
Эти черпнул я со дна родника…
……………………………….
Верится в соподчиненье труда и стиха.
Это он писал о словах, которые приходят к поэту в творческой зрелости. По уровню таланта, по моему мнению, он не заслуженно не упоминаем.
А кто помнит Стаса Степа (Станислава Степанова), Александра Полякова (Бирюкова), Александра Мураховского? Они были. Слагали строки. И порой не плохо у них получалось… Но, наверное, о них потом, если когда-нибудь приведется… А сейчас о другом человеке… С ним я не встречался.
О СЛАВНОМ ГЛАЗКОВЕ ПОСЛУШАЙТЕ СКАЗ
Я услышал про него впервые в годы девяностые. Нет, я знал, что есть такой поэт, и раньше. В начале своего пути, «когда пускался на дебют». Говорили мне изустно мои соратники по творчеству о нем как о первом самиздатчике. И я, понимая, что издавать меня как и многих других, неправильно пишущих с точки зрения политики тех времен, никто не собирается, присматривался к иным возможностям быть опубликованным.
Я читал Николая Глазкова. Но прочитанное из его стихов особого впечатления на меня не производило. Да и не удивительно: ведь было опубликовано у него совершенно не главное из того, в чем он был не превзойден, а именно, в своей иронии, в неповторимой насмешке над собой, над писательством, над всем пространством того времени.
А его неподражаемая ироничность, а по сути, юродствующая правда о собственной гениальности, по-настоящему наполнена новизной небывальщины. Но это я понял потом, когда в начале девяностых вышла о нём уже после его смертипередача по телевидению.