Капитан сложился пополам и замер на земле в позе эмбриона. Краем глаза замечаю движение сбоку и ухожу в сторону. Выпад трехлинейки со штыком проходит мимо. Рукой чуть подправляю траекторию нападавшего, и он кубарем летит в одну сторону, а винтовка – в другую. Следующих двоих, не успевших среагировать, вырубаю двумя ударами, когда меня настигает окрик Николая.
– Михаил, прекрати!
Я чуть замешкался, обернувшись на него, и тут мне в лицо прилетел приклад винтовки от четвертого бойца. Яркая вспышка в мозгу – и темнота.
Сознание на этот раз включилось сразу, словно кто-то щелкнул тумблером «вкл.». Еще не открыв глаза, я услышал смутно знакомые голоса.
– Как думаешь, он оклемается? – спросил молодой голос.
– Да кто ж его знает. Танька говорила, что у него сотрясение мозга было, а тут еще прилетело. Семь дней уже в беспамятстве, и сколько так пролежит, непонятно. Одно хорошо, на допросы его не таскают.
– Это да, повезло. Сволочь Зимин ему не простит. До сих пор, гад, боком ходит. Здорово его Мишка припечатал.
– Здорово-то здорово, но что дальше будет?
– А хрен его знает, дядя Федя. Зимин может под любую статью подвести, а уж под контрреволюционную – так запросто. Эх, жаль, я не успел рапорт отправить. Там про его делишки все подробно описано… – Молодой голос вздохнул. – Как там Танька? Волнуюсь я за нее.
– Не ты один волнуешься, – было слышно, как старый вздохнул, – но думается мне, что ее не арестовали, иначе эта сволочь уже этим на нас давил бы.
В мозгу у меня что-то щелкнуло от имени Татьяны, и я вспомнил, кто я и где я, вернее, в когда я. И голоса обрели свои имена. Во рту запершило, и я захрипел сухим горлом.
– Ты погляди, очнулся, – с некоторым удивлением, но и с облегчением воскликнул Федор Тимофеевич. – Погодь-ка, парень, я тебе попить дам.
Моих губ коснулся край металлической кружки, и я жадно глотнул живительную влагу. Ощущение наждачной бумаги в горле прошло, и разгорающийся внутри пожар удалось унять.
– Давно мы здесь? – спросил я, утолив жажду.
– Да, почитай, неделю уж. – Федор Тимофеевич помог мне сесть. – Нас-то с Колькой каждый день на допросы тягают, все бумаги подписать заставляют. Да только хрен вот им. Я басмачей не боялся, а эту сволоту и тем более не испугаюсь. А теперь и за тебя возьмутся. Так что даже и не знаешь, радоваться тому, что ты очнулся, или горевать. Эта сволота Зимин тебе житья не даст, замордует. Ты его так приложил, что он чуть калекой не стал. И где только так драться научился.