– Они в засаду попали…
– Где немецкий портфель?! – перебил Чистяков.
– Не донесли, – отупевший от усталости Гуськов не заметил, как проболтался.
Особист встрепенулся.
– Так портфель был у вас? Где, где он?!
– Бросили… – сознался Жуков. – Он тяжеленный был. Мы бы с ним не ушли… немцы на канадских плетенках как по льду за нами летели…
– Бросили портфель курьера Гитлера? – закричал Чистяков, вскакивая. – Да вы с ума сошли! Под трибунал захотели?! Операция на контроле Москвы!
Грязный, изможденный Василий исподлобья глянул в сыто-бритое лицо особиста.
– А вы почему раненых в лазарете бросили, товарищ капитан?
– Что-о?! – Чистяков схватил Жукова за грудки. – Что ты сказал, сволочь?!
– Не уйти нам было, товарищ капитан, – оправдательно заныл Гуськов. – Немцы как сбесились, по пятам шли. Вы же сами видели, какая карусель завертелась из-за оберста проклятого.
Чистяков отшвырнул Жукова и набросился на Гуськова.
– Немчуры испугались?! Забыли слова товарища Сталина? «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» А вот это что, я вас спрашиваю?! – Чистяков развернул узелок на столе, в котором лежал почернелый шматок вяленого мяса. – Зубра застрелили? Приказа не знаете?
– А если и зубра? – набычился Жуков, глядя все так же непокорно. – Зубра жизнь вам дороже жизней советских людей?
Удар кулаком по столу подбросил коптящую плошку.
– Зубры десять тысяч золотом стоят! Приказ забыли? Гнашук!
В низкую дверцу, пригнувшись, вошел ординарец особиста Дмитро Гнашук, крупный парень с рябым плоским лицом.
– Они это тебе дали? – Чистяков показал на мясо.
При свете коптилки Гнашук вгляделся.
– Воны, – сказал он, обеими руками подсмыкивая сползающие от недоедания штаны. Спочатку казалы, шо барашка у татар видибралы, а потим ось Гуськов пожартував, шо нибыто Хфедос черства була людына, ось и мьясо в нього зачерствилэ…
– Чего ты там бормочешь? – приложил к уху ладонь Чистяков.
– Шо цэ той… мьясо Хфедоса, – поднял голос Гнашук.
– Чье мясо? – не понял Чистяков.
– Хфедосеева, шо загинув у лазарети, – громче доложил Гнашук. – Я блювал далып, ниж бачив. От сволота!
У особиста приоткрылся рот.
– Так вы что же, людоеды? – ахнул он, скребя ногтями по кобуре. – Своих товарищей погибших ели? Гнашук! Арестовать их! Лично расстреляю! Людоедство в отряде! Да вы враги народа! Хуже фашистов!