Журнал «Юность» №08/2022 - страница 20
Шрифт
Интервал
– Что же ты раньше молчало?
– Слушайте, – повторяет радио.
И я наконец-таки слушаю:
Тикают на стенке часы,
Холодильник урчит на кухне,
В спальне тяжело дышит
Мой умирающий папа.
– Слушай, ты, бестолковое радио,
Не хочу ничего я слышать,
Слышишь меня, повторяю —
Не хочу, не хочу, не хочу.
Радио шуршит эфиром,
Белый шум наполняет комнату.
Становится настолько громким,
Что я ничего не слышу.
Стонут стены
Стонут стены,
Бьется птица
В незакрытое окно.
Как в такое может биться
Птица.
Стонут стены
Рядом, рядом
Разрываются снаряды.
Для могилы вороненка
Подходящая воронка.
Стонут стены,
Крыша машет —
Черепицей и скрепит.
И моя слетает крыша
И летит.
Стонут стены
От ударов.
Я сегодня стану старым.
Утром был я молодым.
В доме черный —
Черный
черный —
черный
– черный
Дым.
Алексей Черников
Родился в 2003 году в Архангельске. Первые стихи написал в возрасте восьми-девяти лет, а опубликовался впервые в семнадцать. В то же время был исключен из гимназии. Формально не имея даже школьного образования, работает журналистом. Участник и стипендиат 21-го Международного форума молодых писателей.
Мы не уместимся в себе
Цикл, 2022 г.
Посвящается Виктории Шабановой
* * *
Голубоглазая судьба фальшивой бабочкой летала,
пустышкой, вспышкой, маятой, ничем, что стоило б чернил.
Она смотрела на тебя глазами, полными металла,
пока я сочинял себя и все-таки не сочинил.
Нет, я не Лермонтов. Гляди, как подо мной рассыпан гравий:
знать, в белом смокинге гора не удержала на плече
безжизненного мотылька, лавину автобиографий,
мое притворство над водой в ее породистом ключе.
Поймай меня в любой сачок, когда я говорю красиво,
когда спасибо не скажу и усиком не поведу.
Заставь кривиться и краснеть, как злую линию курсива,
вранье заставшую врасплох в моем искусственном аду.
Голубушка, тоска моя, мне не нужна свобода слова,
давай не станем говорить, но просто на руки возьми
меня, как воду из ключа, и пожелай конца такого,
чтоб можно было досчитать еще хотя бы до восьми.
И я за эти восемь, семь… – я вынырну к другим покровам, —
четыре, три… – из нелюбви и самозванства нищеты.
И в молоке души смешной и тела киселе багровом
оттают новые, мои, забывшие себя черты.
* * *
Забери мое право на вдох,
оголи до простого скелета.
В череде уважаемых вдов
будешь первой на целое лето.
Это дольше, чем то, что смогу
сочинить за всю жизнь для обоих,