Просто конфетный фантик. Может, это и к лучшему.
Совместные завтраки с папой, советское кино, акриловые краски… В прошлом году я и мечтать об этом не смела. Никакой Невидимой войны, погони, переходов через сибирский лес – мне до сих пор иногда кажется, что кожа горит от бесчисленных комариных укусов. Тишина, тепло, спокойствие – мало кто из моих ровесников понимает, что на самом деле означают эти слова.
Читаю надпись на ценнике. Конфеты «Заячья радость». Тоже никаких ассоциаций. Ниже – цена…
То есть…
В слове «цена» последняя буква зачеркнута – и шариковой ручкой дописано «тральная, 18».
Перед глазами на мгновение темнеет.
Перечитываю.
И еще раз.
Центральная, 18.
Мой старый адрес.
– Да что ж такое! Снова изрисовали!
Вздрагиваю, когда над ухом раздается голос продавщицы, и резко отнимаю пальцы от ценника.
– Хулиганы… – выдавливаю я.
– Ничего, скоро камеры поставим!
Оставив корзину в зале, вылетаю из магазина.
Рефлекторно вздрагиваю от громкого хлопка двери. Не открывая глаз, улыбаюсь уголком губ. Моя Лесс… Как же я буду скучать по тебе – когда-нибудь!
Потягиваюсь, машинально скольжу взглядом по стене – не забыл ли заткнуть щель – и только потом оборачиваюсь. К этому моменту моя улыбка расцветает.
– Как спалось, дорогая? – ласково интересуюсь я, будто мы пара пожилых французов, которые только что проснулись на широкой постели в своем родовом замке. Жизнь в карцере превосходно развивает воображение.
Вместо ответа Лесс подходит ко мне… Точнее, одним рывком преодолевает разъединяющие нас метры – и открывает дверь клетки.
Допустим, ты перешутила меня, Лесс.
Поднимаюсь на ноги, но и шага к выходу не делаю. Чувствую себя дико ошеломленным. Чуть сгибаю колени, сжимаю кулаки – лучше выглядеть смешным, чем мертвым. Несмотря на наши совместные ночи и увлекательную игру под названием «Кто докажет сопернику, что тот большее животное», я не сомневаюсь в решимости моей немой подружки.
Она отступает, освобождая мне путь, и кивает в сторону выхода.
Иду. Не сказать, что очень уверенно.
Я не раз бывал за пределами моей темницы во время прогулок или «черных пятниц» – походов в самопальную баню. Но эти вылазки всегда проходили ночью, и мое горло всегда сжимал ошейник. Все семь чертовых месяцев! Двести четырнадцать зарубок на бревне! Хотелось бы верить, что Волки решили подарить мне свободу. Только для такого умопомешательства им стоило подержать меня в клетке подольше.