– Почему у тебя такое странное имя? – вдруг спросила Ева.
– А?.. – Шут растерянно поднял на нее взгляд, и их глаза встретились. Его серые и ее каре-зеленые. Ева смутилась и отвела взгляд.
– Ну, кхм… твое имя, – нарочито покашливая, повторила она, – оно больше похоже на прозвище.
– Потому что так и есть. Видишь ли, – Шут отвлекся от оружия и внимательно посмотрел на собеседницу, – когда мы родились, никто ведь не знал, что нас в теле несколько. Этому телу, – Шут ткнул себя пальцем в грудь, – дали одно имя – Раснария. Мы считаем Раснара старшим братом. А вот у нас с Сомбером имен не было.
– А ты какой брат?
– Средний. По словам нянек, я проявился вторым, а Сомбер – третьим. Когда мы сменялись, няньки и воспитатели говорили, что в Раснара снова вселился шут или упрямец – это если в теле главным был я. Или же называли его Сумрачным, Сумбурным, когда Сомбер пел свои печальные и странные песни. Как-то постепенно его стали звать Сомбером, что, пожалуй, больше походит на имя.
– А тебе никогда не хотелось иметь собственное, настоящее имя?
– Вообще… – протянул Шут, – оно у меня все-таки есть. Просто все привыкли, что я Шут. Я и сам привык как-то.
– И… как же тебя зовут? – не отступала Ева.
– Ки́лан.
Ева любила наблюдать за людьми, слушать их и анализировать их слова и действия, но Шут казался ей необычным, каким-то непроницаемым. Казалось, за веселым нравом этого человека скрывается загадка, его невозможно было прочесть, понять. Он всегда был в хорошем настроении и часто шутил, но сейчас, несмотря на привычную насмешливую улыбку, глаза его оставались серьезными.
После недолгой паузы Шут, не отвлекаясь от чистки оружия, продолжил:
– Я помогал кухарке на кухне. Таскал воду, выносил помои, она меня за это кормила. Ты же знаешь, мы выросли в приюте. Ну так вот, ходил я к ней тайком, чтобы не засмеяли другие мальчишки. Я рано стрелять научился, любил охотиться, двигался много, дрался часто и оттого, наверное, есть всегда хотел. Она добрая была, всегда оставляла мне еду повкуснее, – Шут странно хмыкнул, – говорила, что я похож на ее братца младшего, покойного. В честь него и дала мне имя, – Шут цокнул языком. – Но меня так никто не называет. Слишком… благородное имя для меня, скажи?.. Ха! Я ж дурак и шут! Только бубенцы повесить на шляпу осталось, да? Ой, нет, не на шляпу… мне нужен колпак! – он сделал движение руками, как бы вытягивая из шляпы три длинных конца: два по бокам и один впереди. – Ну? Вылитый Арлекин! А-ха-ха!