Фрейя. Ведущая волков - страница 27

А затем все стихло.

Мы ждали, изредка переглядываясь друг с другом, но девичий крик так и не прорезал безмолвие ночи. Лишь три свистящих удара плети.

С наступлением ночи я с трудом разлепила глаза, и боль сразу напомнила мне о скверном положении. Я оторвала голову от пола, сдула с носа пыль и мучительно медленно села, прислонившись к ветхой стене. Связанные за спиной руки затекли и отзывались резкой болью, рана на плече страшно пульсировала.

Осмотреть помещение, в котором меня заперли, было практически невозможно: тьма оказалась настолько густой, что я едва различала силуэты собственного тела. Окон здесь не было, и лишь тусклый свет едва пробивался сквозь щели в двери.

Я услышала треск поленьев, и на миг меня охватила паника – слишком свежи еще были в памяти последние яркие воспоминания, связанные с этими звуками. Появившийся не так давно страх перед огнем был совершенно некстати.

Стараясь дышать глубоко и медленно, я подняла голову и оперлась о столб, к которому меня привязали ранее. Слезы снова выступили на глазах, но я упрямо не давала им пролиться.

«Я должна быть сильной. Ради мамы. Папы. Ради Тео. Я выдержу это и остальные испытания, что приготовила для меня судьба», – пронеслось у меня в голове, и, чтобы не впасть в беспамятство, я начала занимать голову разными мыслями. Хотя о том, как выбраться отсюда, размышляла совсем недолго – понимала, что это ни к чему не приведет. У меня больше не было оружия, а даже если бы я смогла перегрызть веревку, то никак не сумела бы справиться с дверью, запертой на засов. И это не считая того, что у меня совершенно не осталось сил, чтобы бороться с целой армией чудовищ, поджидавших меня с той стороны.

Я думала о том, что ждет меня дальше. То и дело мне вспоминалось одно-единственное слово. «Рабыня». От одной только мысли о подобной участи меня бросало в дрожь. Рабы долго не жили, особенно девушки. Они бы нацепили на меня железный браслет и продали какому-нибудь похотливому старику, который вскоре не оставил бы от меня ничего, кроме оболочки. «Я буду сражаться», – яро пообещала себе. Но то была отчаянная бравада утопающего, хватающегося за соломинку. Я понимала, что рано или поздно сломаюсь. Так же, как ломались другие.

Тягостные размышления сменились воспоминаниями о матери, от которых давление в груди лишь усилилось. Я отказывалась верить, что слова того дикаря были правдой. Если бы она не погибла в пожаре, я бы заметила, как ее уводят с остальными. Они забрали Ветра, но вместе с ним никого больше не пленили.