Бережно прижимая к боку лютню, Жильбер торопливо спускался по винтовой лестнице вслед за служанкой, указывающей дорогу. Случилось то, чего он давно опасался, и теперь вынужден крадучись пробираться, словно шкодливый кот. Когда после выступления перед знатными гостями его окликнула камеристка виконтессы, сказав, что госпожа просит пожаловать к себе, но повела не через парадные покои, а потайной лестницей, он понял, что погиб… Тотчас слетел хмель, неизменно окутывавший его в чарующий миг между последним, тающим под темными сводами звуком баллады и первыми восторженными хлопками завороженных слушателей.
Жильбер едва не передернулся – таким непристойным в своей откровенности было лицо ее светлости и придыхание, с которым она произнесла, что хочет отблагодарить его за удовольствие, полученное от восхитительного пения. Приблизившись вплотную, томно вынула из-за корсажа золотой медальон на витой цепочке и пожелала сама надеть подарок на шею менестреля. Поблагодарив с должной учтивостью, он склонил голову, но виконтесса, проведя рукой по его волосам и призывно пожирая взглядом, начала медленно расстегивать ворот пурпуэна и жадно скользнула горячими пальцами под сорочку, обдав запахом пачули. Что Жильбер в смятении бормотал ей, он дословно не мог вспомнить, но надеялся, что хотя бы на время спасся отчаянным и льстивым самоуничижением, с трепетным благоговением перед высокородной госпожой и благодарного почтения к ее супругу, столь милостивому своему покровителю.