Я родилась девятнадцатого июля и, угадайте, как назвали меня родители? Правильно, Олимпиадой! Да, из всех значимых событий они выбрали именно открытие Олимпийских Игр, хотя это произошло за несколько лет до моего рождения.
К тому моменту в нашей семье подрастало двое сорванцов, и младшенькая доченька оказалась как нельзя кстати. Мама и папа обожали меня и всячески хвалили за любое малозначительное достижение:
– Липочка поет! Певицей будет!
– Липочка прыгнула! Балериной будет!
– Липочка рисует! Художницей будет!
Словом, даже если я просто ела кашу, то я делала это великолепно, талантливо, гениально, восхитительно и неподражаемо. Моих старших братьев, разумеется, родители тоже обожали и, в меру возможностей, баловали. Но мальчишки есть мальчишки, с ними и отец был построже, и мама позволяла себе меньше «телячьих нежностей». Ну, а на мне отрывались за всех троих!
Воспитывать малышню моим родителям помогала бабушка. Ее спешно перевезли из деревни нянчить полугодовалого Серегу – первенца. Не прошло и года, как родился Димка, и пацанов стало двое. Как они жили в двухкомнатной квартире – мама, папа, бабушка и мальчишки-погодки, и не поубивали друг друга – я не знаю. К счастью, через год папе дали четырехкомнатную квартиру, и родители решились на третьего. Так я и появилась на свет – благодаря щедрой советской власти, раздававшей квартиры.
Сама я так и не решилась на ребенка. С серьезными отношениями не сложилось. Пока все вокруг выскакивали замуж, разводились и выскакивали вновь, я твердо верила в то, что уж я-то выберу настоящий бриллиант. Раз и навсегда. Но все, кто проявлял ко мне интерес были, по моим меркам, неудачниками. А мне хотелось принца.
Шли годы. Последний из популярных принцев выбрал другую престарелую дамочку, а я так и осталась одна.
Впрочем, на свидания я периодически хожу, но по моим ухажерам можно смело писать руководство по барановодству.
Некоторые из моих подруг «родили для себя», но для себя я предпочитаю подольше поспать, повкуснее поесть и иногда поваляться на диване с книжкой, а не менять памперсы.
Ах да, вот мне уже хорошо за тридцать, я сижу в машине – одинокая, безработная неудачница, изо всех сил делающая успешный вид.
Делать вид – единственное, что я умею делать относительно сносно.
Вся вторая половина моей жизни – сплошное вранье. Порой мне противно от себя самой, накатывают слезы, нападает хандра. В такие дни я зарываюсь в одеяло и стараюсь не контактировать с внешним миром. Потом прихожу в себя, вылезаю из укрытия, натягиваю улыбку и пытаюсь жить дальше.