Люди в деревне жалели Тетерю и его осиротевших ребятишек – а чем можно помочь?
– Змей – это все равно что большой зверь. На него яму надо рыть, – говорил Млад.
– У змея крылья, это птица, – не соглашался Чудород. – Большой сетью его поймать и все дела.
– Чешуя у него, значит змей – рыба, – передразнивала его жена Матрена. – Лови его на червячка да на окунечка!
Тетеря, как обычно, сидел на улице перед дверью и молчал.
Заглянул пожалеть его сосед.
– Что ж ты так убиваешься, Тетерев Людмилыч, – сказал он. – Смеянушку твою не воротишь, а тебе еще жить, детей растить.
Молчаливый охотник так на него глянул, что сосед убежал поскорей домой, а оттуда ушел подальше в лес за грибами.
Зашла в гости тетерина сестра Чернава. Постояла, посмотрела молча, вздохнула и ушла.
Пришли из леса бортники, принесли ребятишкам меду.
– Все сидишь, Тетеря? – сказал здоровяк Добрило. – Ну-ну. Илья Муромец тридцать лет и три года на печи сидел. Значит тебе осталось…
– Осталось тридцать лет и три года! – сосчитал Бобр.
Тетеря и на них грозно глянул, как на соседа, но бортники не испугались, а наоборот – расселись поудобнее на дровах во дворе, достали медовые соты из тряпочек и зачмокали не хуже Дуньки. Мимо шел Чудород, нес кадушку с водой. Кадушку поставил на землю, сам тоже уселся на дрова.
– Эх, Анику-воина бы сюда! Аника этого Горыныча бил-бил и еще бить будет! – вздохнул Чудя.
– И Муромец Илья его бил! А Анику твоего бородой в лужу макал! – тут же отозвался Добрило.
– И Аника этого змея бил-бил-не добил, и Илья, и кто его только не бил, а он все летает и летает… во дела! – язвительно заметил дед Любимыч.
– И били и будем бить! – упорствовали Чудя с Добрей.
– Конечно! – поддержал их дед. – А он летал и будет летать… Где они ваши богатыри?
– Я вот тоже в змея раньше не верил, – пугливо пробормотал Бобрец.
– И главное: зачем ему баб-то столько? Почему мужиков не таскает? – возмутился Чудя. – Мужик для хозяйства намного полезнее: может и дом починить, и на охоту сходить, и на гуслях сыграть, а бабы ему на что?
– Вот тебе жена зачем?
– Мне жена дадена в наказание за все, что я в жизни плохого сделал, – смиренно сказал Чудя.
– Твоя жена нам всем в наказание дадена, – кивнул Любимыч, – за все, что ты в жизни плохого сделал. Вон, у Добрилы полбороды повыдергала, баба-яга страшенная… э-э-э… а если приглядеться, то милая и ненаглядная.