У Фаэтона закружилась голова. Он начал сомневаться, стоило ли сюда приходить, но затем вспомнил колкости Эпафа. Тупой царевич с его тупой лоурайдерской колесницей.
Злость вернула Фаэтону смелость. Он был полубогом. Он был вправе здесь находиться. Выпрямившись, он посмотрел прямо в пылающие глаза отца.
Гелиос внимательно его оглядел.
– Ты вырос превосходным юношей. Ты достоин своего имени – Сияние. И этим я хочу сказать, что ты молод, силен и красив и никак не ассоциируешься с тем фильмом про маньяка с топором.
– Э-эм, спасибо…
– Итак, сын мой, – продолжил бог, – затем ты пришел повидаться со мной?
По щеке Фаэтона скатилась капля пота. Ему очень хотелось ответить: «Потому что ты не приходил повидаться со мной, козел», – но он решил, что не стоит.
– Отец, я горжусь, что я твой сын, – сказал Фаэтон. – Но дома никто мне не верит. Они смеются надо мной. Утверждают, что я лгу.
Гелиос нахмурился.
– Почему они тебе не верят? Разве они не заметили, что я не стал сжигать твою мать после ее официального заявления?
– Не думаю, что это кого-то убедило.
– Разве они не знают, что твое имя означает Сияние?
– Им плевать.
– Смертные! Ни в чем им не угодишь!
Гелиос задумался. Ему не нравилось, что над его ребенком потешались. Он хотел помочь Фаэтону, но не знал как. Ему стоило остановиться на чем-то простом, вроде автографа или совместного снимка в «Инстаграме». Или прицепить к колеснице баннер «ФАЭТОН – МОЙ СЫН. СМИРИТЕСЬ».
Вместо этого Гелиос поступил опрометчиво.
– В качестве доказательства, что я твой отец, – сказал бог, – проси меня о чем хочешь. Все, что угодно, и я это сделаю.
Глаза Фаэтона вспыхнули (не буквально, как у его папы, но почти так же ярко).
– Правда? Ты серьезно?
Гелиос усмехнулся. Ох уж эти дети… Он предположил, что Фаэтон попросит волшебный меч или билеты на крутые автомобильные гонки.
– Клянусь рекой Стикс.
Опять-таки, нельзя давать подобных обещаний, но почему-то именно они срываются с языка богов и героев в самый худший момент.
Впрочем, я понимаю Гелиоса. Как и большинство божественных отцов (да и смертных тоже), он чувствовал себя виноватым, что не уделял должного внимания детям. Он пытался компенсировать это дорогим подарком – а в данном конкретном случае катастрофически глупым обещанием.
Фаэтон не колебался. С самого детства он хотел лишь одного. Он мечтал об этом всю жизнь.