– Плевать мне, что тебе говорит твой нос! – не то сказал, не то пролаял какой-то тельхин. – В прошлый раз ты тоже твердил, будто учуял полукровку, а оказалось, что это просто большой сэндвич с мясом!
– Сэндвичи с мясом вкусные! – прорычал другой голос. – Но это – аромат полукровки, клянусь. Они на борту!
– Ну конечно, а твой мозг за бортом!
Чудовища продолжали спорить, и Бекендорф ткнул пальцем в сторону лестницы. Мы двинулись вниз, так тихо, как могли.
Когда от тельхинов нас отделяло два этажа, их голоса начали стихать.
Наконец мы подошли к металлическому люку. Бекендорф одними губами проговорил: «Машинное отделение».
Люк оказался заперт, но Бекендорф вытащил из сумки пару кусачек и так легко перекусил задвижку, словно она была сделана из сливочного масла.
Внизу жужжали и мелко тряслись стоявшие в ряд желтые турбины размером с зерновые элеваторы. Поршневые манометры и компьютерные терминалы размещались вдоль противоположной стены. Над консолью склонился тельхин, он так сосредоточился на работе, что не заметил нас. Пяти футов ростом, с гладким черным мехом, как у тюленя, короткими, кряжистыми ногами и головой доберман-пинчера, однако руки с когтями почти человеческие. Монстр стучал по клавишам, ворча и бормоча, наверное, переписывался с друзьями на сайте strakholyudiny.com.
Я шагнул вперед, и тельхин напрягся, видимо, почуял что-то неладное. Он прыгнул к большой красной кнопке тревоги, но я преградил ему дорогу. Монстр зашипел и бросился на меня, а в следующий миг рассыпался в прах, сраженный ударом Анаклузмоса.
– Один готов, осталось примерно пять тысяч, – заметил Бекендорф, протягивая мне банку с густой ярко-зеленой жидкостью – греческий огонь, одна из самых опасных магических субстанций в мире. Затем перебросил мне другое важное орудие полубогов-героев – липкую ленту – и велел:
– Пришлепни это на консоль, а я займусь турбинами.
Мы принялись за работу. В помещении стояла жара, воздух был влажный, и очень скоро пот лил с нас градом.
Моторы все пыхтели, корабль шел своим курсом. Поскольку я – сын Посейдона и все такое, то прекрасно ориентируюсь на море. Не спрашивайте, как именно у меня это выходит, но мы находились в сорока градусах и девятнадцати минутах северной широты и семидесяти одном градусе и девяноста минутах западной долготы, шли со скоростью восемнадцать узлов, следовательно, судно прибудет в Нью-Йорк к рассвету. Сейчас наш последний шанс его остановить.