– Так, пойдём со мной.
Они поднялись в дом, захлопнулась входная дверь.
– Это что такое?! – мама выхватила нож из руки мальчика. Денис инстинктивно сжался, ожидая подзатыльника, но его не последовало.
– Я тебе сказала не играть с этим! Совсем с ума сошёл: бежит с ножом в руке!
– Это инструмент… – тихо ответил Денис. Голос мамы звучал сейчас сухо, опасно, и лучше было бы вовсе ничего не отвечать. Но взбучки Денис на этот раз сумел избежать: его спасло присутствие во дворе дяди Володи.
– Ещё раз увижу – пеняй на себя. Я пойду с дядей Вовой к нему на участок. Сиди дома. На улицу – только до туалета и обратно. Я буду следить!
Дверь, захлопываясь, прикусила занавеси и теперь никак не открывалась. Мама, шумно выдохнув, дёрнула её со всей силой, и Денис снова вжал голову и зажмурился. Дверь хлопнула, босоножки застучали по ступенькам, из сада снова донёсся ласковый голос:
– Всё в порядке, не обращай внимания. Пойдём?
Дядя Володя купил соседний участок этой весной, ещё в марте, когда на дачах было безлюдно и полно снега. С тех пор его чёрная «Волга» появлялась здесь каждые выходные. В дом, построенный дедушкой, он тоже входил теперь, словно хозяин, и хозяйским взглядом всё рассматривал. Единственным местом, куда и мама, и дядя Вова заглядывать избегали, был чердак.
Денис схватился за аккуратно обмотанные жёлтой изолентой стальные перила, поднялся по крутой лестнице, перебрался через бортик люка. Чердак, убежище дедушки, а теперь – денискино. Небольшой верстачок у окна, выходящего в сад, стеллаж с инструментами. У дальнего окна, смотрящего на улицу, – широкий стол, уставленный приборами. Всё накрыто серой материей, всё как при дедушке.
Он умер прямо здесь, да, вот здесь.
Денис первым увидел дедушку, лежащего неподвижно на полу из морёных строганых досок. Попытался разбудить. Но дедушка не двигался, не дышал… После были долгие минуты ожидания. Приехали незнакомые люди. Они поднимались, спускались, и во всей этой суете не было места Денису: на чердак его не пускали. А ему нужно было туда: следить, чтобы никто не уронил, не задел начатых дедушкой новых вещей, чтобы всё было укрыто от пыли серой материей, так, как дедушка учил его.
Всё закончилось, стихло; прошли дни и недели. Денис, никого не спрашивая, лазил на чердак, когда ему хотелось. Он сам подметал пол, открывал окна утром и закрывал вечером. Мама иногда ругалась, но никогда не останавливала, и мальчик понял, что место наверху – особое: по какой-то причине власть мамы сюда не распространялась.