Ланье усмехнулся.
– Вот и я также воспринял это с первого раза, гражданин Ланье. Я тоже смеялся. И Максимилиан смеялся.
– И вы пришли мне рассказать про это?
– Гражданин Максимилиан Робеспьер посоветовал мне обратиться к вам, гражданин.
– Зачем?
– Кадуаль произносит речи враждебные нашему делу.
– И что он говорит? – равнодушно спросил Ланье.
– Что австрияки и пруссаки скоро будут в Париже!
– Порядочные граждане умеют затыкать таким рты!
– Это да, – согласился Сен-Жюст. – Но не в случае с Кадуалем. Недавно он вошёл в винный погребок Натэля и громко заявил о том, что готов пустить кровь каждому врагу короля! И это у Натэля, где собираются патриоты.
Александр слишком хорошо знал кабачок торговца вином Натэля. Там собирались только сторонники революции, многие из которых были крайними республиканцами. Заявить в таком месте даже о том, что ты сочувствуешь королю, было опасно.
– И что? – Ланье стало интересно.
– На него кинулись, но он был неуязвим.
– Что значит «неуязвим»? – спросил Ланье.
– А то и значит. Убить его не смогли. Он, шутя, отбил коротким клинком все атаки, и никого при этом не ранил. Хотя мог бы. В погребке все сразу отрезвели. И этот господин заявил, что нельзя убить того, кто уже умер.
– Вот как? Он сам это сказал?
– Да, гражданин! И это весьма нас насторожило. Появление этого человека совсем не способствует нашему делу…
***
В погребке у Натэля.
В винном погребке прозвучали два выстрела. Это гражданин Жак Ру, видя неудачу своих товарищей, выпустил в роялиста две пули из своих пистолетов.
Пространство заволокло пороховым дымом. Ру спросил:
– Этот предатель мертв, граждане?
Но человек в черном камзоле даже не упал. Он насмешливо спросил:
– Ваши пистолеты ведь не дают осечек?
Жак смелый человек и был среди тех, кто штурмом брал Бастилию, и его пистолеты действительно не давали осечек. Но, услышав этот голос, он испугался. Его пули не причинили врагу вреда, и голос был словно голосом из ада. Ру показалось на мгновение, что перед ним не человек.
Сам хозяин погребка Натэль, плотный мужчина в синей блузе и красном колпаке, замер у бочки с вином.
– Я ведь сказал, что нельзя убить того, кто уже мертв! – повторил человек. – Я Кадуаль! Ты, папаша Натэль, должен меня помнить!
Толстяк затрясся и прошептал:
– Матерь божья!
– Ты меня не узнал?