– Почему так, Мэрл?
Ветер шумел в кронах редких деревьев. Он перепрыгивал с ветки на ветку, срывая последнюю листву с полуголых растений. Метая клубы листвы по дорожкам, ветер гнал ее куда-то к небу, уносясь к низко висящим серым облакам. Гранитно-серое небо молчаливо взирало на одинокую фигуру, стоящую напротив многоэтажки.
– Вот ты можешь мне сказать – почему? За что?
В руке у человека был ошейник. Потрепанная защёлка, красная, замызганная окантовка, блестящая исцарапанная табличка с именем – все это больно резало сжатую до белых костяшек ладонь Карла.
– Вот за что, а? Чем он провинился? Или… или, может, в этом – моя вина? Я не уследил, наверное. Наверное, он слишком много бегал в детстве. Или это от того, что… что…
Мысль потерялась в очередном порыве ветра. Метая капли в лицо мужчине, ветер выл в ушах, шумел на крышах домов, гонял волны по каналу. Карл стоял в одиночестве перед домой Мэрла, задрав голову в сторону окна. Свет не долетал до него, однако Карл кожей чувствовал, как тот внимательно слушает каждое слово человека.
– Наверное, в этом все-таки моя вина. Я недостаточно хорошо следил за ним. Не уделял нужного количества времени. Я не уделял…
Слезы смешивались с дождём, падая с подбородка на тротуар. Мужчина стоял, задрав голову к небу, и плакал.
– За что его так? А? А меня за что? Чем я виноват? Кому я насолил в этом мире, а? ЗА ЧТО?!
Крик потерялся в шуме мира. Шумел ветер. Шумел дождь. Шумела листва, канал, дом. Казалось, сама земля гудела под натиском стихии.
Мэрл взирал на Карла всё тем же единственным глазом. Он был молчалив и мрачен, как и настроение самого мужчины. Однако при этом тёплый свет, лившийся сквозь окно комнаты, словно… согревал. Пытался успокоить. Дарил призрачную надежду на то, что по приходе домой Карла встретит не гробовая тишина, а радостный цокот лап по плитке. Веселое кряхтение. И довольная морда старого доброго Мэнни.
– Нет. Уже больше не встретит…
Карл посмотрел на зажатый в руке ошейник. Предмет вымок, однако формы не потерял. И табличка на нём все еще гласила: “Лучший на свете пёс Мэнни”. Карл тяжело вздохнул. Дождь все хлестал его по дождевику, однако мужчина словно не замечал этого. Он лишь стоял, молча рассматривая ошейник своего некогда очень хорошего и доброго друга, который и стал его семьей. Вернее, был таковой.