– А я не согласен, – вдруг сказал парнишка. – Я верю ему. Я за его мир. И пусть она, – он запнулся, боясь дерзнуть, – Диора и сильнее оказалась в этот раз. Но я за Безымянного. Я за его мир. И если надо будет умереть, так что ж? Все люди смертны. Но если есть хоть малейшая надежда, хоть крохотная, что сможем что-то исправить, приблизиться хоть на мгновение в этот светлый мир, то ради этого стоит жить. Уж всяко лучше, чем просто таскать камень и сдохнуть от истощения на потеху богам.
– Парень, тебя схаорчат первым! – сказал Щербатый раб, но его тут же одернул ночной гость.
– Помолчи. Парень дело говорит. Все равно умирать. Так что, на потеху богам? Чтобы они смотрели и смеялись? Так уж лучше в борьбе за мечту, чем изнеможения упасть к ее ногам. Я хочу так же, как философ, гордо стоять перед ней и смотреть в глаза. Как равный. И пусть после этого делают, что хотят.
Безымянный медленно поднялся, опираясь спиной о стену, ноги как деревянные костыли, не слушались его воли. Такое ощущение, что приходилось учиться заново ходить. Вилет хотел было помочь.
– Помочь что? Ты хоть скажи? А, глупо, извини, как-то само вырвалось, – сконфуженно пробормотал Вилет, встретившись взглядом.
Безымянный отмахнулся. Неуверенные шаги до стола дались тяжело, пришлось опереться о стол. Лежавшие на столе камни разных размеров закачались от его толчка, стол заскрипел. Вилет встал и направился к нему. Тело слушалось с трудом, видимо в результате вмешательства богини. Контроль над движениями возвращался, но ноги и руки были ватными. С третьего раза пальцы смогли сжать камень надежно, чтобы не уронить по дороге. Неуверенными дергаными движениями проковылял к стене, уперся в нее плечом, отдыхая и пытаясь справиться с тошнотой. Собравшись с силами, с неимоверным трудом, стал писать на стене, несколько раз проводя каждую линию, чтобы оставить след.
Вилет и другие рабы смотрели на него, на рваные движения, скособоченное тело. Щербатый раб сказал:
– Хватит писать, философ. Ты уже лишился языка. А так лишишься рук!
Но он писал, писал, превозмогая немощь и неверие окружащих. И почему-то с каждым движением ему становилось легче.
– Так, отлично. А что здесь написано? – спросил щербатый. – Мы же читать не умеем.
– Здесь написано “Свобода – внутри”, – ответил один из рабов.