Когда открылась дверь, Яагер даже не пошевелился.
Ушлепок его не заметил, влетев в комнату. Открыв шкаф и выкинув на пол вещи, он начал бешено крутиться, пытаясь снять с себя одежду, но из-за сломанной руки у него это не получалось. Матиас наблюдал за этим, чуть склонив голову и чувствуя, как легкая усмешка кривит его губы. Он не собирался прерывать этот бестолковый танец – пусть мелкий ублюдок сделает то, что хотел, а потом Яагер покажет ему, что такое ад.
Штаны слетели на пол. Ткань толстовки скользнула вверх, обнажая кожу.
Матиас почувствовал, как усмешка исчезает с его лица.
Кажется, что воздух в комнате превратился в яд. Иначе с какого хрена он чувствовал, как с каждым вздохом что-то жгучее, мерзкое и больное стекает по горлу и пускает в сердце корни, в осколки разбивая все то спокойствие, которое еще буквально мгновение было в нем? Он смотрел на то, как обнажаются изгибы совершенно женского тела, и чувствовал, что он окончательно рехнулся.
От бледной, почти прозрачной гладкой кожи плоского живота, до бинта на груди.
Перед ним был не парень.
Яагер почувствовал, словно в его сознании что-то с громким хрустом переломилось. Застыв, он скользил взглядом по этому силуэту, который рисовала ему полутьма. Раз за разом, запечатлевая в сознании каждый его сантиметр.
Эта кожа и должна пахнуть именно так, как помнил Матиас. Не было никакой ошибки.
Эти волосы и должны быть такими мягкими, потому что они принадлежат девушке.
Все это время…
Огромные, испуганные глаза, наконец-таки, заметили его присутствие и в них зажегся ужас.
– Черт… – сорвалось в полной тишине. В этот момент Яагер почувствовал, словно в его грудь кто-то вонзил хорошо заточенный нож, одним махом вскрыв сердце и пуская горячую кровь.
Раздался треск. Чашка с кофе лопнула в руке, но Матиас сжал осколки, желая болью ко всем хренам прогнать это наваждение, хотя, на самом деле, прекрасно знал, что эта была реальность. Это было очевидно. Это лежало на поверхности. То, что он так упорно отрицал, закрывая глаза.
– Грейс.
Бинты внезапно соскользнули с ее груди, будто бы Яагеру нужно было еще какое-то подтверждение.
Первое, что он хотел сделать – отвернуться. В конце концов, Грейс была той, кого он никогда в жизни бы не запятнал ни грязным словом, ни взглядом. Несмотря на то, что он говорил ей в далеком детстве, спустя годы он понял – лучшее, что мог сделать такой человек, как он – уважать эту девушку, и не позволять относиться к ней, как к другим.