– Ты про середину года?
– Ага, солнце уже высоко.
– А я в заботах чуть не забыл.
– Тем более это странно, ведь обычно ты мне напоминал, а не наоборот, – каменник был немного удивлен.
– Выходит, я вырастил достойную смену и теперь можно расслабиться, ни о чем не думать и ждать твоих напоминаний по самым важным поводам.
– А вот сейчас уже я в тебя шишкой кину, – с улыбкой процедил каменник.
– Я невыносим, знаю, – рассмеялся тропиночник в ответ.
– Не прошло и ста лет, а он признал, – отозвалась с пригорка воздушница.
Однако тропиночник ничего не ответил ей. Он на секунду замер, внимательно к чему-то прислушиваясь.
– Ладно, а кто это идет? Вроде наши, и вроде не совсем – чуткий слух тропиночника первым уловил шаги, доносившиеся издалека, от места, где одна из дорожек делала несколько крутых поворотов, огибая небольшие холмы, заросли и буреломы. Всех, кто шел по ним, он слышал на большом расстоянии, отчего легко мог определить, человек ли это или кто-то из местных обитателей.
– Ты меня даже заинтриговал, —каменник тоже обратил внимание свое на дорогу. – Первый раз вижу, что ты сомневаешься.
– Есть у меня одна догадка, – начал было тропиночник, но каменник только коротко кивнул, давая знать, что понял его мысль.
Впрочем, ждать пришлось недолго. Через некоторое время хорошо знакомый свист заставил тропиночника громко и весело крикнуть в сторону шагов, слышимых уже совершенно отчетливо:
– Ну что, лешие вы мои, куда путь держим?
Не менее громкий голос откликнулся, разносясь эхом между деревьев:
– Сейчас сам все увидишь.
Из-за поворота показались три фигуры. Две из них каменник узнал сразу: хвойник и листвяница, обычно сливавшиеся с растительностью, на дороге были видны и даже слишком заметны: высокие, с раскидистыми шапками зелени на голове, ветками и листьям по всему телу, из-за которых выглядывали их лица: чуть более темное у хвойника и округлое, березово-белое у его спутницы.
Третьего каменник видел впервые, и именно на него обратил все свое внимание. Тем более что силуэт был едва различим, и лишь некоторые черты угадывались в нем, позволяя предположить, что принадлежит он человеку. Точнее сказать было нельзя, уж очень блеклой, как бы утратившей цвета была эта фигура.
– Ох, надо же, – пробасил хвойник. – И ты здесь.
В довесок он помахал каменнику рукой.