– Здесь, у дикой реки, невольно вдруг начинаешь понимать, что кроме осознанных мыслей есть какая – то основа… Трудно выразиться, – неожиданно начал предаваться философским размышлениям Пискунов, подсаживаясь к другу.
– Чего от меня хочешь?
– Объясню. В условиях природной среды эта основа и появляется.
– Не понял? Мне нужно знать не то, что появляется, а объяснить: структуру этой основы?
– Нашёл философа. Может даже и он – философ этого не ведает. Вот, вероятно, монахами по этой причине становятся…
– Хочешь сказать: они познают основу моего сознания? – Решил «урыть» каверзным вопросом Ефима собеседник.
– Нет. Они познают основу своего сознания, которую воспринимают в виде Бога.
– Значит: ты хочешь подтвердить, что если есть бессознательная основа у меня, то есть и присутствие Бога? Так он – Бог думает за тебя, хотя ты этого и не осознаёшь.
– Ну, Даня, ты и мудрец! Мне даже папаня этого объяснить не мог. Я всё думал: человек от обезьяны произошёл. А какая у обезьяны может быть основа, в которой присутствует Бог? А если и так, то во всём он присутствует, определенно: всё живое на одной основе, и мы с тобой родственники не только, как люди, по и по всему животному и растительному миру…
– Ты далеко ушёл.
– Может быть, но именно здесь, в дикой природе, понимаешь свою связь, нерасторжимость с окружающей средой. Ты чувствуешь? И это не просто мистика, а настоящая реальность. Чувствуешь?
– Немного. Самую чуточку пока… Давай пить чай и спать.
– Ы- гы.
Чай с заваркой из листьев смородины и таволги друзья пили долго, фыркая и обжигаясь. Когда наступило блаженное состояние сытости, они прилегли на приготовленное ложе из веток хвойных деревьев, положив головы на борт резиновой лодки, вытянув ноги в направлении слабо тлеющего костра.
Река Сылва, как живое существо выполнила свою дневную работу: всех одарила своей добротой. А теперь она могла отдохнуть, и сквозь сумерки казалось, что совершенно не двигалась, а просто вытянулась, как юноши, на мягком ложе и окуталась, как одеялом, туманной дымкой, которая медленно поднималась над рекой. Наступала ночная жизнь; на фоне более светлого небосклона носились темные тени летучих мышей, иногда такая тень была огромной – филин. Возле реки, у берега шелестела осокой неизвестная зверюшка, по всей видимости норка в поисках лягушек. В тёмной воде, казавшейся застывшей, время от времени раздавались громкие всплески голавлей, выплывших из дневных убежищ на охоту за ночными бабочками.