На двери, насаженная углом на шляпку гвоздя, белела бумажка.
– Время до возвращения – один час, – прочитал Павлик, наклонившись: очень уж мелко написано. – Что за бред?
Витька опять пожал плечами. Он и обычно был немногословным, а уж в непонятных ситуациях – тем более.
– Наверное, это дворник написал. Зимой еще, – сказал он просто, чтобы хоть что-то сказать. – Пошли вниз, Паш, Маську кормить надо срочно. Да и я…
Он хотел произнести «замерз», но вовремя остановился. Павлик – он такой, проколешься на какой жалобе и все, потом год весь двор будет снеговиком называть. Если не как похлеще.
– Да ты чего! – закричал Павлик. – Это же настоящая тайна, как в кино! Вдруг мы секретное место нашли какое?
– На чердаке? В центре города? – недоверчиво отозвался Витька. – Фигня какая-то… Это ты фантастики перечитал. Булычева там, Казанцева. С Гербертом Уэллсом. Еще скажи марсиане записку написали!
Павлик рассмеялся. Потом, придерживая котенка, подергал свободной рукой дверь, толкнул. Та не подалась, хотя замка видно не было.
– Да ерунда какая-то, конечно. Пойдем вниз!
Но Витька теперь стоял как зачарованный: от двери тянуло странными запахами: теплый воздух лета, в который были вплетены дым, почему-то кирпичная пыль (аж на зубах захрустела!) и неприятная вонь чего-то химического. Будто тухлятина какая, но не от мяса, а непонятно из чего. Все вместе будто обволакивало его, манило, не отпускало. Тащило к себе.
– Иди, Паш, я сейчас приду, – совсем чужим, взрослым голосом сказал он. И прозвучало это не как просьба и даже не как сообщение, а чистой воды приказом. Павлик поперхнулся готовым едким ответом, промолчал, только глянул зачем-то на часы на руке – отцовский подарок на окончание шестого еще класса. Десять сорок три.
– Витька… Написано: час. Не забудь.
Он и сам себе не смог бы ответить, зачем это сказал. Почему. Просто так было нужно.
Друг кивнул и открыл дверь совсем легким толчком, не напрягаясь. Павлик увидел в затянутом дымкой проеме не ожидаемую панораму соседних домов, а почему-то улицу, поперек которой лежал вырванный из земли столб со скрутками оборванных проводов на массивных непривычных изоляторах. Вместо асфальта дорога была замощена брусчаткой, как весь город до войны, а дома казались маленькими, низкими. и все забросано мусором, битой посудой, тряпками, вон у стены даже погнутый таз валяется. С дырой в днище.