– Садись, садись… Расскажи-ка… Хотя нет. Как тебя зовут?
– Миклаш.
Аптекарь повторил редкое, неместное имя про себя, словно покатал в закрытом рту леденец, потрогал языком. Мик-лаш. Любопытно.
– Ты не местный?
Мальчишка сидел на самом краю стула, не касаясь спинки. Будто собирался вскочить и сразу бежать дальше.
– Нет. Я странник, господин. Сегодня здесь, завтра там. Земля большая, а счастье нужно повсюду.
– Логично. И ты говоришь, что можешь продать счастье?
– Не продать. Подарить, поменять, потерять у вас под ногами, чтобы только наклонился, протянул руку – и вот оно. С ним же все сложно, со счастьем, но у меня большой опыт.
Хм. Большой… За последние пятнадцать лет Викентий еле-еле освоил второй круг Высшей магии, а для этого тощего вихрастого скитальца эти полтора десятилетия – вся жизнь.
– То есть деньги тебе не нужны?
Миклаш помотал головой.
– Забавно. Ты какой-то странный мошенник, дружок. Тогда зачем тебе это все?
– Это моя судьба, – просто ответил он. – Моя дорога. Очень долго объяснять, да и… мне кажется, именно вы не поверите. И я, конечно, не мошенник.
Викентий обхватил пальцами подбородок, как делал всегда, столкнувшись с непонятным.
– Почему?
– Ну… – Миклаш вдруг ярко улыбнулся, сверкнув ослепительными зубами. – Вы привыкли, что миром правят деньги. Серьезные люди. Знакомства и власть. Одиночество и расчет. Так почти все взрослые думают.
Улыбка была не насмешливая. Только это и остановило аптекаря от визгливой ругани на весь Порт-Аскольд, которой иной раз побаивался даже мэр. Добрая улыбка. Душевная. От такой на душе светло.
– А разве не так?
– Нет, конечно. – Миклаш сунул руку в сумку, позвенел там чем-то, потом вытащил сжатые в кулак пальцы. Протянул Викентию:
– Возьмите на пробу!
На распахнутой ладони лежал… лежало… Шайтан побери, если аптекарь знал хотя бы, что это. А в заморских диковинах он был сведущ как никто.
Дрожащий подобно пламени или облачку тумана белесый цветок, будто сотканный из паутинок и смоченный каплями росы, трепетал на грязноватой ладошке Миклаша. Даже аптекарь, человек суховатый и – да-да! – паренек не ошибся, ставящий превыше всего власть и деньги, завороженно застыл на месте.
– Это… счастье? – осторожно уточнил он.
Миклаш рассмеялся: опять же необидно, звонко, словно услышал хорошую шутку, от которой никому не стало больно.