Опустил лопату в ртуть по верх тулейки, поводил в вязком металле, что-то нащупал. Теперь бы выудить… На сто верст вокруг не было рыболова, более увлеченного своим занятием больше, чем он, профессор Теняков. Зацепил? Нет, скользнуло в сторону. А сейчас? Ну вот-вот же! Повернул невидимое в глубине полотно набок, крутнул, подхватывая добычу снизу, загребая, словно ложкой.
Лопата, которую неохотно отпустила тягучая зеркальная поверхность, выдернула наружу две стянутые бечевой дощечки размером не больше тетради. Пришлось уронить находку на землю. С дощечек медленно, нехотя сползали вниз капли металла.
– Икона? – удивленно спросила Элина Романовна.
– Вряд ли. Они же язычники были. Если только военная добыча в одном из набегов, но оч-чень сомневаюсь. Сейчас все увидим.
Гошка побежал к раскопу: скучный ящик ему надоел, щуп сделать нельзя, остается хотя бы мечом полюбоваться. Фехтование было второй большой его страстью после электричества. Профессор глянул ему вслед и вздохнул: по нынешним временам лучше увлекаться торговлей, больше перспектив.
– Элина Романовна, думаю, надо съездить на станцию и отбить телеграмму мистеру Моргану. Курган вскрыт, артефакты найдены. Подробности позже. За моей подписью, конечно. Григорий вас отвезет, сегодня самосвал здесь уже не понадобится.
Помощница повела пухлыми плечами, на которые был как обычно накинут цветастый платок. Лето, а она все мерзнет. Хотя, север, конечно.
– Я обязана сфотографировать находку.
– Непременно. Вот приедете – и снимайте, а я пока ее осмотрю. Хорошо бы что-то письменное найти, но я уже ни в чем не уверен. Езжайте, езжайте! Темнеет в этих краях поздно, успеете потом пощелкать.
Элина нахмурилась, но спорить с прямым указанием не стала. Конечно, легкое хамство своего приказа профессор осознавал, но очень уж хотелось остаться с найденными дощечками один на один. Аж зудело, как сказал бы покойный отец.
Проводив взглядом грузовик, Иван Сергеевич обтер тряпкой дощечки, смахивая последние капли ртути – дерево почернело, но оставалось довольно крепким, а вот бечева совсем гнилая, порвалась легко. Даже не порвалась, просто расползлась под нажимом пальцев.
Внутри, проложенные между дощечками, лежали два листа плохо выделанного пергамента. Неровные куски телячьей кожи, покрытые значками. Профессор сдвинул очки на кончик носа – дальнозоркость уже давала о себе знать, увы – и всмотрелся в тот из листов, что был покрыт текстом. На втором был сложный рисунок, но это потом, потом!