– Еще снеди прикупить, как обычно, да масла побольше. Ещё соль у нас кончается, всю на опыты извели, я возьму мерку-другую?
– Возьми. А еще вот что сделай. Заверни в кремль, повидайся с князем и передай ему вот это, – чародей протянул туесок. – Будет занят князь – подожди, только лично в руки ему передай, не доверяй никому больше.
Лицо Упряма просветлело, он даже невольно приосанился, благоговейно принимая туесок. Эх, молодо-зелено… Юнцу только дай пройтись по кремлю с видом занятого человека.
– Слушаюсь, учитель! Все исполню, не подведу!
* * *
Упрям сдержал обещание. Он ничего не перепутал, разъясняя кузнецу, что и как надо сделать с чародеевой посылкой, закупил нужных продуктов (и в нужных количествах, не упирая на особо вкусные в ущерб особо питательным), придирчиво осмотрел заказанный у заморского купца котел, прежде чем за него расплатиться. Единственной ошибкой, если это вообще можно назвать ошибкой, было то, что для сбережения времени он все делал по дороге – и в кремль явился, как бродячий барахольщик, с грудой покупок на одолженной телеге, соответственно, пешком, ведя недовольного Ветерка в поводу. И чувствуя себя глупее некуда под удивленными взглядами княжеских гридней.
Князь был занят, судил да рядил с боярами дела важные, неотложные. Упрям загнал телегу в глухой угол за конюшней, а сам присел в тенечке, озирая двор. Кругом царило возбуждение того особого свойства, которое передается людям неосознанно от близкого присутствия важных особ. Все были преисполнены ощущением важности тех решений, что принимал сейчас князь, но чего именно они касаются – толком не знал никто. Гридни и дружинники, не особо скрывая бесцельность блужданий, слонялись по двору и пытались ненавязчиво расспросить прислугу, суетливо сновавшую между Гостиной палатой и Думным теремом.
Какое-то время Упрям любовался статными воинами, ловя себя на нелепой зависти к ним. Он хорошо понимал, что к дружинному делу не слишком пригоден, ибо не обучен; знал, что иные отроки из княжьего детинца, напротив, с завистью смотрят на него самого; понимал, наконец, что его чародейное ремесло не менее важно для родной земли, чем воинское. И все эти соображения были не просто наставлениями Наума, но и собственными выводами. Однако ничего не мог Упрям с собой поделать, и часто окунался в мальчишеские мечты, в которых видел себя облаченным в горящую на солнце кольчугу, опоясанным добрым мечом, окруженным славой великого богатыря. Или, на крайний случай, толкового воеводы.