Буквально через пятнадцать минут машина остановилась перед полицейским участком. Пашу, грубо подталкивая, повели внутрь здания и там заперли в унылом помещении без всякой мебели. Сесть было не на что, и он стал нервно ходить из угла в угол. По мере того как Паша осознавал реальность происходящего, ему становилось всё хуже. Он почувствовал близость обморока и прислонился к стене, потом сполз вниз, свернулся калачиком и то ли тихо завыл, то ли заскулил от безысходности. Через некоторое время его внимание привлек громкий разговор в коридоре. Паша вслушался. Говорили о нём. Один голос принадлежал, возможно, полицейскому, его английский был корявым. Зато второй, волевой и решительный, мог принадлежать чиновнику высокого ранга. Его английский был безупречен.
– Готовь все документы и через два часа отправляй русского в суд! Там давно ждут, и приговор готов – десять лет.
– А как же дипломатический иммунитет? У нас не будет неприятностей?
– Забудьте, что он дипломат, на всё есть санкция министра. А когда русские узнают, он уже будет гнить на рудниках. На их запрос мы заявим, что нам не было известно о его гражданстве и статусе. Одновременно передадим во все ведущие международные телеканалы полнометражный фильм о том, как советский дипломат ворует колбасу.
Неизвестные залились визгливым смехом. Вот тогда Паше стало совсем плохо. И всё же сквозь парализованную волю пробилась одна здравая мысль:
«Почему они говорили на английском, почему не на арабском? Специально для меня? Хотят ещё больше напугать? Но зачем? У них и так в руках все доказательства моего падения».
Паша не был суперменом – да и с чего вдруг. В Институте Внешней разведки этому не учат. Разведке нужны люди с интеллектом и устойчивой нервной системой. Не больше, но и не меньше. Нельзя брать на работу глубоких интеллектуалов – у них часто бывает слабая психика. Ещё меньше для этого подходят люди с железной волей – эти, как правило, не способны мыслить абстрактно. Паша вполне вписывался в требования кадровиков. Успешная учёба в престижном МГИМО, спокойный, уравновешенный характер. А какова степень его психологической устойчивости? Никто во Внешней разведке и не пытается узнать пределы воли сотрудников в стрессовых ситуациях. Да и целесообразно ли это? Ни одна специальная школа, за исключением школы жизни, не научит человека правильному поведению в ситуации, которая видится ему абсолютно безвыходной. А в такие ситуации офицеры Внешней разведки в последние десятилетия попадают всё реже. Подавляющее большинство из них служит во вполне комфортных условиях, и ничего экстремального с ними не происходит до самой пенсии.