Долгий глоток, пустивший огонь по жилам и разрешивший сомнения.
Понюшка табаку, изрядно прочистившая мысли… Да какая разница, как
это получилось и долго ли продлится - я солдат и приносил присягу.
Император, присягнувший трудовому народу? Ну что же, тем хуже для
народа нетрудового! Разберёмся, как говаривал покойный отец,
засучивая рукава перед входом в полицейский околоток.
Рука непроизвольно потянула из ножен шпагу. Клинок блеснул в
неверном свете, будто подмигивая и спрашивая:
- Ну когда же пойдём резать буржуев, государь?
Ответить не успел - возникший и сразу же оборвавшийся крик в
примыкающем к спальне коридоре заставил резко обернуться к дверям.
И сразу - гомон голосов, распахнувшиеся от сильного толчка створки,
сверкание обнажённого оружия. Меня пришли убивать? Вот эта немецкая
сволочь пришла меня убивать?
- Государь, вы перестали царствовать! - глаза графа Палена
лихорадочно блестели, а винный дух шибал и за пять разделяющих нас
шагов. - Император - Александр! По приказу императора мы вас
арестуем!
Ну ни хрена себе концерт по заявкам тружеников тыла, как
выражался гвардии капитан Алымов!
- Ордер покажи.
- Орден? - переспросил любезнейший Пётр Алексеевич, и
отчего-то смутился. Наверное, думал, я не знаю о его масонских
шашнях? - Извольте отдать шпагу! Государство переполнилось
мерзостью вашей тирании и не желает больше терпеть сумасшедшего на
троне.
- Ага… а старая шлюха-мужеубийца вполне устраивала?
- Да что ты с ним церемонии разводишь, граф? - новое
действующее лицо было изрядно пьянее и, соответственно,
решительнее. - Пускай отречение подписывает!
- Платоша, тебя ли вижу? И братца Коленьку привёл? -
стараюсь, чтобы в голосе моём звучало радушия и доброжелательности
чуть больше, чем в них можно поверить. - А я вот, понимаешь, ночей
не сплю, всё ожидаю визита вашего бляжьего семейства. Небось, к
мамашке-то в кровать запрыгнуть не опоздали? Нехорошо, Платоша,
очень нехорошо…
Да ты… - взревел Зубов, и ранее-то не отличавшийся кротостью
нрава, но был остановлен графом Паленом.
- Спокойнее, Платон Александрович! В сём деле горячность
пагубна, - и уже мне. - Извольте отдать шпагу!
Придвинулись. Рыл десять, да ещё за дверью слышны голоса. Если
навалятся толпой, то просто затопчут нахер. И до сих пор не
кинулись только из приличия - каждому хочется меня придушить, но
стесняются лезть первыми, боясь показаться выскочками и торопыгами.
Нет, уж всяко не сомнительная слава цареубийцы отпугивает. Что-то
подсказывает - это настолько привычное дело, что ни внутреннего
протеста или какого-либо замешательства не вызовет.