- В шею гони, прапорщик! К чертям собачьим! Чтобы ни одной
бабы тут не было!
- И меня, Ваше Величество? - тихий голос за спиной наполнен
непонятной грустью.
Это кого нелёгкая принесла? Как флюгер - туда-сюда всё утро
кручусь. Но, тем не менее, оборачиваюсь на знакомые интонации.
Маша?
- Сударыня? - императрица… жена… непохожа на ту, но что-то…
Стоит, улыбаясь робко и виновато, будто извиняясь за ночную
истерику у разбитых дверей в спальню старшего сына. - Извольте
вернуться в свои покои.
- Государь, Вы тут… - волнуется? - Холодно нынче, вот
возьмите…
Только сейчас ощутил озноб. Он появился как-то разом,
незамеченный ранее из-за напряжения и общей взвинченности.
- Спасибо, - протягиваю руку за тёплым плащом с меховой
подкладкой, и соприкасаюсь с её рукой. - Спасибо, душа моя.
Улыбка ярче. И этот болван мог думать о других женщинах?
- Я беспокоилась. Ночная стрельба, Вы появились и снова
исчезли, караул не выпускал… Я боялась за Вас.
Бенкендорф успел выставить охрану? Незаменимых людей не бывает,
но у Александра Христофоровича, судя по всему, есть все предпосылки
стать первым таким.
- Спасибо, - сил нет отпустить узкую горячую ладонь. -
Спасибо, Маша.
- Вы изменились, Ваше Величество.
Чёртова женская проницательность! Разглядела то, в чём и сам ещё
не разобрался. Что ответить? Да, дорогуша, я не император, а боец
Рабоче-крестьянской Красной Армии, и поэтому вместо менуэта с
гавотом мы спляшем кадриль под гармошку - так?
- Что это мы как немцы? Давай уж за-свой, чай не один год
вместе.
Оказывается у неё такие красивые глаза! Особенно сейчас, широко
распахнутые от глубочайшего изумления. И опять улыбка тронула
губы.
- Нет, уже не немцы. И ты стал другим.
- Это только кажется.
Мария Фёдоровна не находит ответа, только вздрагивает от звуков
ударов, раздаваемых гренадёрами особо строптивым арестантам. Плащ
сам собой оказывается на её плечах.
- Замёрзла совсем?
- А ты?
- Пустое… Так может чайку прикажем?
- Господи! - знакомо всплеснула руками. - Поди с вечера
голодный!
И засуетилась в извечной женской заботе - накормить вернувшегося
домой мужчину. И неважно, с войны ли, с работы ли…
Завтракали по-простецки, чуть ли не в походных условиях. Видимо
повара или разбежались, убоявшись случившихся событий, или
обленились до такой степени, что прямо вот готовые кашевары в
Сашкины штрафные батальоны. Впрочем, я и в прошлой жизни, в том
смысле - в настоящей жизни, едок непереборчивый, а после бурно
проведённой ночи и вовсе могу хоть собаку съесть. Лакеев прогнал,
нечего нарушать некоторую доверительность обстановки, провожая
взглядом каждую отправляемую в рот ложку. Пусть и смотрят со спины,
но не люблю. Справлюсь сам, чего уж тут. Да и стол почти пустой:
горячих всего два - щи да суп, два холодных, четыре соуса, два
жарких, пирожных два сорта, десерт… А конфеты? Где, спрашивается,
конфеты? Мне за дамой ухаживать, а скотина-кондитер не озаботился
приготовить сладкого? В Сибири сгною паскудника!