– Почему вы мне не сказали? – сдвинув брови, спросил консул.
– Я не доносчик, – безразлично пожал плечами Гарсиа. – Тем не менее мне это не нравится. Ваш сын такой нежный, чувствительный, впечатлительный… А этот Хосе… Да кто он такой?!
В наступившей тишине консул нервно вертел пальцами ложечку. Он не решался продолжать расспросы.
– Спасибо, Гарсиа, – наконец выдавил он. – Вы мне существенно помогли. Полагаюсь на ваше молчание.
В ответ дворецкий поклонился с обычным почтением, но, когда он повернулся к выходу, его прищуренные глаза сверкнули и беззвучный смех исказил его гладкое лицо, превратив в шутовскую маску.
Оставшись один, Харрингтон Брэнд, без обычной для этого времени сигары, нервно барабанил пальцами по столу. Его первым побуждением было немедленно уволить Хосе, чтобы навсегда от него избавиться. Но, поразмыслив, он понял, что столь простое решение не сможет его удовлетворить. Как бы дико это ни выглядело, между ним и этим простолюдином завязалась настоящая, хотя, может, и не явная, борьба за привязанность и расположение Николаса. Прогнав Хосе прочь без надлежащего предлога, не нанесет ли он ущерба своей репутации справедливого хозяина и не сделает ли парня мучеником? Нет, этого нельзя допустить! Рано или поздно такая ситуация может возникнуть снова. И тогда ему снова придется воевать за любовь своего сына и, возможно, против более грозного соперника. Уж лучше он решит этот вопрос сейчас, в удобных для себя условиях. От переполнявшего его тайного желания наказать врага, повергнуть его и сломить его дух сердце Брэнда застучало сильнее.
Отъезжая от дома, он краем глаза наблюдал, как садовник поливает петунии, но не подал вида, что заметил его. Проведя день в беспокойных размышлениях, консул вернулся из офиса на час раньше обычного, надеясь застать Хосе со своим сыном. Но Николас наверху занимался уроками, а садовник, стоя в высокой траве у колодца, редкими, почти ленивыми ударами точил короткую косу. Харрингтон Брэнд направился прямо к нему:
– Я хочу с тобой поговорить.
– Да, сеньор. – Тон был уважительным, из черных зрачков исчезли искры, сверкавшие в них накануне, но в выражении лица Хосе проступила новая твердость, независимость, своего рода настороженное упорство, которое обострило раздражение консула.
– Я запрещаю тебе разговаривать с Николасом, – медленно произнес он.