– Маленький хозяин вернулся. – Гарсиа заговорил пугающе медленно, с той же тщательностью выговаривая слова. На гладком, бледном, как кость, лице рот казался открытой раной. – И где же маленький хозяин был?
У Николаса отнялся язык, он в ужасе смотрел на это страшное смеющееся лицо, не в силах отвести взгляд. Наконец он смог выговорить:
– На рыбалке.
– На рыбалке… – протянул Гарсиа. – А где же рыба?
Николас молча протянул ему корзину, которую все еще сжимал в дрожащей руке.
Гарсиа медленно взял ее и вдруг резко вытряхнул содержимое на стол. Две форели соскользнули на пол с противоположной стороны. На эмалевой столешнице осталась третья, самая маленькая, ее выгнувшийся хребет выглядел жалким и убогим.
Гарсиа презрительно фыркнул:
– Разве так подают рыбу?.. Нечищеная, сырая.
У Николаса от страха ноги приросли к полу, а дворецкий схватил с блюда хлебный нож и одним ударом отсек голову маленькой форели. По белому столу потекла тоненькая розовая струйка крови.
– Я не позволю обращаться с собой как с поваренком! – рявкнул он мальчику. – Ты меня понял?
– Да, – пробормотал Николас, видя, что от него ждут ответа.
Гарсиа усмехнулся, не шевельнув губами:
– Что же ты дрожишь, маленький хозяин? Не ожидал увидеть меня здесь? Разве тебе не известно, что я ухожу и прихожу когда пожелаю?
– Да, да… Конечно, – судорожно прошептал Николас.
– Это хорошо, что ты согласен. – Дворецкий угрожающе выпрямился. – Тех, кто против меня, я уничтожаю, как насекомых.
Магдалина, раскачиваясь взад и вперед, тихонько застонала:
– Молчи, полоумный… Молчи… Молчи, Бога ради!
Гарсиа не обратил на нее никакого внимания. Он все так же поглаживал рукоятку ножа.
Смертельно побледнев, Николас смотрел на подернувшиеся мутной пленкой темные глаза, а тихий голос повторил:
– Как насекомых… Когда-нибудь я расскажу тебе обо всем, что сделал. Я уже обещал, ты, может, забыл. Но ничего. Настанет день, когда ты мне поверишь. А пока тебе не следует быть против меня, шпионить или мешать мне. Тебе известно, что я никогда не сплю. Я всегда рядом… в коридорах… в твоей комнате… я все вижу…
– Нет… нет! – Ужас сковал губы ребенка, сдавленный крик слабо повис в воздухе.
Дворецкий довольно усмехнулся и медленно, не теряя равновесия, шагнул к Николасу. Тяжесть отрешенного взгляда безумных глаз, горящих на бледном лице, вселяла в мальчика ужас и отвращение. Словно его напоили отравой. В отчаянии он хотел отодвинуться, но тело больше ему не повиновалось.