Каждый час ранит, последний убивает - страница 30

Шрифт
Интервал


Я сказала себе, что так лучше.

Вадим тоже подрос. Сейчас ему полтора года. Мне по-прежнему очень нравится им заниматься, но это непросто, потому что теперь он ходит. Мне постоянно надо быть начеку. Иногда он что-то щебечет, мурлычет, но по-настоящему еще не говорит.

Первое слово, которое он произнес, когда ему было четыре месяца и два дня, было «Тама». И это слово услышали все.

Сефана никогда мне этого не простит. Когда-нибудь придется за это поплатиться.


Изри больше не приходил. Но его мать заходит к Сефане несколько раз в месяц. Они часами разговаривают, сидя в гостиной. Иногда я слышу, что они говорят, вероятно, потому, что они совершенно не обращают на меня внимания.

Сегодня я узнала, что муж Межды ушел из дома и больше туда не вернется. Судя по тону Межды, новость была хорошей. Но она беспокоилась за Изри.

– Сын пошел по плохой дорожке, – призналась она Сефане. – В лицей ходить не хочет, якшается с хулиганами.

Она думает, что Изри принимает наркотики.

Мне было очень жаль это слышать. Сефана ответила ей, что это кризис подросткового возраста и что скоро все будет хорошо.

* * *

Я жду, пока все точно уснут. Я одела теплую кофту, положила две пачки печенья, Батуль, книги, листы и ручку в полиэтиленовый пакет и вышла из постирочной, стараясь не шуметь.

Сейчас два часа ночи. Я, как можно аккуратнее, открываю ящик, беру ключ и иду к входной двери. За ней – холод и свобода. Сердце у меня бьется так сильно, что я уверена – его на всем свете слышно. Я закрываю за собой дверь и спускаюсь в темный сад. Теперь нужно перелезть через забор. С пакетом в руках у меня это не получится. Поэтому я бросаю пакет на улицу, а потом хватаюсь за сетку и пытаюсь перелезть на ту сторону. Высота не очень большая, но все не так просто, как кажется.

С третьей попытки я оказываюсь на неизведанной территории.

Я подбираю пакет и решаюсь пойти направо. Иду быстро. Несмотря на теплую кофту, холод пробирает до костей и отбирает силы.

Холод и страх.

Я не знаю, куда иду. Не знаю, где я. Знаю только, что уже не в заточении.

Господи, я забыла Атэка! Я медлю, но обратно решаю не идти.

Перехожу на бег. Чтобы этот проклятый дом, эта тюрьма осталась позади. И чтобы согреться. В конце улицы сворачиваю влево и продолжаю нестись во все лопатки. Сердце сжимает страх, ноги подкашиваются. Тело перестает слушаться.