Он остановился, только забравшись на верх утеса и, глянув вниз, присвистнул.
– Омут, – выдохнула я, опершись на березку, а потом и вовсе села на пенек и, сняв шляпку, принялась обмахиваться.
– Глубокий? – спросил Гарри, обернувшись.
– Очень, – подтвердила я. – Дна не достать. Посмотрите, какая вокруг красота. Берег словно ножом срезали, такой ровный.
– Угу, – промычал он, пройдясь вдоль края, а мне отчего-то захотелось оттащить его подальше.
– Неудивительно, что прежние ссыльные нашли здесь свое пристанище, – продолжила я. – Так и бывает, Гарри. Судьба иногда преподносит сюрпризы. То, что казалось наказанием, становится высшей наградой.
– Вы так расхваливаете ваши Лощинки… Еще немного – и я подумаю, что вы решили цены взвинтить, – заметил он.
Скинув сапоги, Гарри стянул и носки и с наслаждением прошелся босиком по траве.
– Один из ссыльных, тот, что утопился, был драконом, – сказала я, сама не зная почему.
Я ведь хотела, чтобы он полюбил Лоханки, а теперь говорю об утопленниках. Язык мой – враг мой. Но то, как Гарри смотрел в омут, очень мне не нравилось.
– Вот как? – переспросил он. – Значит, я тут не первый дракон?
– В театре даже есть картина, на которой нарисован дракон, летящий над озером.
У него толстое брюхо с золотой чешуей, короткие кожистые крылья, как у летучей мыши, а щеки круглые, как у рена Фейреха. Интересно, какой дракон получается из Гарри? Точно без брюха. Вон какой живот плоский. А глаза у герена Шпифонтейна оказались лазурного цвета, словно безоблачное небо, раскинувшееся над нами.
– А у вас большие крылья, Гарри? – вырвалось у меня.
– Полагаете, размер имеет значение? – со странной улыбкой спросил он.
– Думаю, да, – неуверенно ответила я. – Для скорости, маневренности полета…
– И вы, значит, хотели бы взглянуть на моего дракона, – понял Гарри, и я часто-часто закивала.
Виктор обзавидуется! И Мила! И все! А может, он прокатит меня над Лоханками? Только представив ветер, свистящий в ушах, я покрылась мурашками от восторга. А Гарри, глядя на меня, принялся неспешно расстегивать рубашку.
– Что вы делаете? – напряглась я.
– Раздеваюсь, – невозмутимо ответил он. – Это чистый шелк. Вы ведь не хотите, чтобы моя рубашка порвалась при обороте?
Я кивнула, а потом пожала плечами. Не хочу, наверное. Хотя какая мне разница?