Обе помолчали. Потом, совсем тихо, одна из девочек говорит:
– Бедная барышня!
Слова, оброненные в темноту, какое-то время, казалось, еще колышутся в ней приглушенным блуждающим эхом, потом все снова стихает.
– Хотела бы я знать, отчего она плакала, – гадает младшая. – В последнее время никто вроде бы к ней не цеплялся, даже мама придираться перестала, а мы-то уж точно ничем ее не обидели. Отчего же она так плачет?
– Я, пожалуй, знаю, отчего, – со значением тянет старшая.
– Так скажи, скажи, отчего?
Сестра медлит. Потом, наконец, произносит:
– По-моему, она влюблена.
– Влюблена? – Младшая только плечиками передергивает. – Влюблена? Но в кого?
– А ты сама не замечаешь?
– Но не в Отто же?
– Нет? А он в нее? С какой тогда стати студент наш, хоть уже три года у нас живет, прежде никогда нас на прогулки не сопровождал, а в последние месяцы, что ни день, за нами увязывается. Вспомни, оказывал ли он нам знаки внимания хоть разок, прежде чем барышня у нас появилась? А теперь чуть не весь день возле нас крутится. Он же то и дело случайно с нами встречается, и всегда, видите ли, ненароком, то в Городском парке, то в Народном саду, то в Пратере, всюду, куда бы мы с барышней ни направились. Неужели не замечала?
Обомлев и даже запинаясь от испуга, младшая лепечет:
– Ну да… конечно замечала. Только я думала, это из-за…
Голос ее пресекается. Она замолкает.
– Мне тоже сперва так казалось, мы девчонки такие дурочки. И только потом до меня дошло: мы ему только как ширма нужны.
Теперь молчат обе. Кажется, разговор окончен.
Обе погружены в свои мысли, в может, в грезы или уже в сны.
Но тут вдруг из темноты снова раздается голосок младшей – растерянный, совсем беспомощный:
– Но отчего тогда она плачет? Ведь она же ему нравится. А я-то всегда думала, это так прекрасно, когда ты влюблен.
– Не знаю, – с отрешенной мечтательностью роняет в темноту старшая, – я тоже считала, что это, наверно, самое прекрасное чувство на свете.
В ответ, совсем тихо, с жалостью, уже с полусонных губ, слетает:
– Бедная барышня!
И лишь теперь в комнате воцаряется сонная тишина.
* * *
На следующее утро о вчерашнем разговоре больше ни слова, но каждая чувствует – мысли у обеих только об одном. Встречаясь на ходу, обе прячут глаза, но, когда исподтишка посматривают на барышню, взгляды их невольно пересекаются. За столом наблюдают за Отто, кузеном, как за чужаком, хотя тот уже который год у них живет. Они и не разговаривают с ним, но тайком, искоса следят за каждым движением – не подает ли он безмолвные сигналы их барышне. Обе напряжены, обеих снедает беспокойство. И не до игр им сегодня, не зная, куда себя деть, они занимаются чем придется, всякой бесполезной ерундой, до того мучит их неразгаданная тайна. Лишь к вечеру, холодно, с деланым безразличием, одна спрашивает другую: