– Чёрт! – воскликнула она.– Не делай так.
– Какова вероятность того, что мы сможем найти здесь чью-нибудь кость?
– Я не на математике, Уолт. Не напоминай.
– Ты опять тест завалила? – наше эхо раздавалось под самым потолком. Там, где доски обваливались.
– Возможно, – я улыбнулся.– А какова вероятность того, что ты наконец-то придёшь на урок?
– Зачем?
– Чтобы тебя не исключили. Иначе, у меня окончательно пропадёт повод туда ходить.
Чуть больше получаса мы бродили по залу, разговаривали, даже здесь она находила повод посмеяться, но включить музыку побоялась. Разговоры о духах слегка выбили её из колеи. Не знаю, чего она ожидала, придя сюда. Спустя столько лет это место преступления стало очередной заброшкой, даже со слишком бурным воображением ей было бы сложно представить, как всё происходило на самом деле и какие эмоции витали в воздухе, когда яма была полна.
Наверное, она собралась уходить. В последний раз обвела стены взглядом, обратила внимание на дыры в высоком потолке.
– Ты уже всё? – спросил я.
– Здесь ведь нет больше ничего.
– А как же соседняя комната, – дверь слева, если не знать, что она там, её и не заметно. С учётом того, что её разрисовали граффити местные подростки, всё кажется сплошной, гнилой стеной.
Ручки не было, лишь маленькая дырочка в двери, за неё высокий человек из моего детства держался и входил внутрь, туда, где сидел я.
Стоило мне войти, как в нос ударил до ужаса знакомый запах. До ужаса знакомая темнота, яркий луч фонаря, разрезавший её, напомнил мне мой первый снимок. Мэдисон стояла на том же месте, где одиннадцать лет назад умирала женщина без руки. Она и не подозревала, что её подошва топчется на засохшей, старой крови.