В принципе, свое мнение о характере отца и его отношении ко мне я изменила сразу же, как только мы оказались за пределами досягаемости Его Величества, как рук, так и взгляда.
– Только? Это же целая вечность! – воскликнул он, притворно возмущаясь моим хладнокровием.
– Вам больно. Нога? – решила я переменить тему.
– Да ничего страшного, – попытался отмахнуться он, – Напоминание о молодости, о прошлом. А годы все-таки берут свое.
– Вам помочь? – предложила я, сосредотачиваясь – ведь недаром меня учили лечебной магии.
– А ты можешь?
– Легко! – я встала на колени возле него и положила правую ладонь на его колено. Закрыв глаза, я стала напевать про себя, представляя золотистую дымку вокруг – силу, которая окружает нас, представила, как я вдыхаю ее, как она клубится во мне, преобразуется в магию и через мою ладонь проникает в тело короля, разогревая суставы и убирая боль, -Это не даст вечного эффекта, к сожалению.
– Ты вернулась навсегда? – спросил Кардин, проверяя ногу – боли он не испытывал. Странно спрашивать того, кого отпускать не намерен. Хитрая игра, чтобы внушить мне иллюзию права выбора, – Спасибо тебе, Ая. Ни одно лекарство не давало таких результатов.
– Это лишь малая часть того, что я могу сделать, чтобы отплатить Вам, – я невинно хлопнула ресницами. В его видении я должна была быть ему благодарна и безмерно признательна, ведь он, Его Величество, не обязан был заботиться обо мне и обеспечивать, а он, такой благородный, делал это, – Думаю, я вернулась навсегда, – я лукавила, знала, что надолго здесь не останусь.
– Думаешь?
– Я не уверена, стоит ли мне здесь оставаться. Найдется ли мне место, ведь столько лет прошло? – я притворялась, что мне это важно, трепетала ресницами, пускала слезу, которая красиво текла по щеке. Не зря мой отец называл меня прекрасным манипулятором и жаловался моей маме, что я из него веревки вью.
– Твое место ждет тебя, никто не мог его занять, – мужчина успокаивающе положил ладонь мне на макушку, чуть поглаживая, – не переживай.
Да, как будто кто-то выпустит меня отсюда. Я могла бы сбежать прямо сейчас, и лучше в Эйле было не задерживаться – он на меня оказывал странное воздействие – с каждой лишней минутой, проведенной здесь, я все меньше хотела его покидать. Вероятно, все дело в ностальгии – отвратительно-хитром, лживом чувстве, через призму которого все становится не таким уж печальным. Правда, были здесь еще люди, с которыми я бы хотела успеть пообщаться: