– Я понимаю. И не лезь. Потому что это ты не понимаешь.
– Я переночую у Тамерлана и Костю прихвачу. Но запомни: это наша последняя командировка. Потому что ты пошлый гондон. Блистательный столичный журналист и юная провинциальная актриса – тебя самого не тошнит от этого сюжета?
– Утром поговорим.
Утром пришли с Костей в гостиницу. Выходит к нам Пашка, в руках четыре кассеты, тогда еще на Betacam снимали. Держите, говорит, приедете – отдайте Олесе Бондаревской, пусть она сюжет клепает. Она толковая, у нее хорошо получится, вы только за титрами проследите.
– В чем дело?
– Я остаюсь. Мы с Мадиной женимся, через три дня в храме венчание, я договорился.
Ну, мы деньги, какие были, ему оставили и уехали.
Потом лет десять все, кто в Цхинвали ездил, обязательно таскали туда всякие памперсы, присыпки какие-то, лекарства, шмотье. Колхоз же тесный, все про эту историю знали, и неважно, кто как друг к другу относится, есть же какие-то понятия, двое детей все-таки, не хвост собачий. Алан и Паша-младший. Алану уже двадцать два. Он родился в мае девяносто шестого. Понятно, Эйнштейном быть не надо: август плюс девять.
Паше-младшему пятнадцать, он две тысячи второго.
Пашка в Цхинвали – уважаемый человек. Руководит на местном телевидении операторами, в университете преподает журналистику.
Пашка. Преподает. Журналистику. Неважно где. Поверить в это невозможно, но приходится.
Жалко, видимся редко.
Я не езжу в Южную Осетию, потому что там давно ничего не происходит. Так, вялотекущая независимость.
Он не ездит в Москву. С тех пор как Мадину убили. В восьмом году во время второй войны. Танк проезжал, случайно дом задел, а там такая постройка – ей много не надо, ее и завалило. Хорошо, дети в подвале были.
Я еще спросил, когда мы в последний раз виделись: чей танк-то был, наш или как? Пашка сказал – ваш.
* * *
Когда журналистика закончилась, а литературные гонорары еще только снились (этот процесс продолжается), неизбежно встал вопрос, где добывать хлеб насущный.
Спасибо добрым людям, которые меня позвали работать в один благотворительный фонд. Он помогает обитателям Домов матери и ребенка. Это такие заведения в российских исправительных колониях, где содержатся матери с маленькими детьми – они там либо родились после свиданий, либо были зачаты еще до приговора.