Бармен налил до середины бокала рубиновое, пахнущее елью и грейпфрутом пиво.
– Вот новое попробуйте. Английское.
Руднев выпил.
– Лейте. Пойдет.
Взяв с собой второй, медленный бокал, Руднев прошел в зал. Приблизившись к отцу Федору, Илья стал разглядывать бумаги на столе. Договоры, сметы – поверх них лежала тетрадь и небольшая книжица. Руднев отхлебнул пиво, выдохнул носом хмельные верхи и присел рядом.
– Евангелие? – он взял книжку. – Это… Это… Мандель… штам!
– Ты чего, Федя, надрался уже? – Прости-прости. – Мне-то что… Тебе ж не положено. – А я не при исполнении. Без подрясника Федор в теперешнем состоянии был похож на рядового поддавалу, которых в городе водилось без счету.
– Выходной?
– Выходной. И у тебя?
– После суток. Уснуть не могу.
– Хорошо тебе, Илюш. Отдежурил и спишь два дня. А у меня первый выходной за две недели.
– И ты нажрался.
– И я нажрался, – он развел тяжелые руки. – Ибо трудящийся достоин награды за труды свои.
– Отвести тебя домой? Оля, наверно, ищет!
– Не хочу я домой.
Илья отпил еще и, перекатывая за щекой пиво, наблюдал, как оживают движения пьяного человека, как медленно заполняются разумным светом его глаза. Отец Федор отвалился на спинку зеленой скамьи, тянущейся по всему периметру паба. На фоне многоцветной стены, прошитой футбольными шарфами, флагами и прочей сальной ниткой, его лицо казалось белой, едва прозрачной заплатой. Федор был соседом Руднева, жил на той же лестничной клетке. У него была жена Ольга и шестеро детей. Имена детей Илья помнил, но присоединить нужное имя к нужному ребенку мог не всегда, поэтому при встрече спрашивал просто: «Как Димка?» или: «Как дела у Веры?», а когда Федор отвечал, Руднев уже представлял, о ком примерно идет речь. Дети быстро росли, менялись одеждой, маскируясь будто специально под своих братьев и сестер, хотя маскировка была тут лишней – все они походили друг на друга, как птенцы из одного гнезда.
– Ты мне лучше пива принеси, – сказал Федор.
Руднев взял для него пива. Тот отпил несколько глотков, достал из-под стола почти пустую бутылку водки и влил ее остатки в бокал.
– У нас со своим нельзя, – крикнул бармен, но Федор его не слышал.
Он дожидался, пока водка разойдется в пиве.
– А это что? – спросил Руднев, показывая на бумаги.
– Придел у храма ремонтирую. Сижу вот считаю. Работнички куда-то тыщ десять увели.