– Хоронят какую-то шишку, – сказал Илья, рассматривая процессию.
– Потому что много народу?
– Потому что никто не плачет. Это больше похоже не на похороны, а на светский прием. Не хватает только шампанского.
– А я б хотела, чтобы меня похоронили именно так. На Пер-Лашез, без соплей и с шампанским.
– Тогда не умирай, пока я не раздам долги за наш отпуск.
– И все же мне кажется, что это красивое прощание.
– В смерти не может быть ничего красивого, если с головой у тебя все нормально.
– Как ты меня достал.
– Мне просто странно. Я впервые вижу, чтоб на похоронах все улыбались.
– Тогда пойдем я покажу тебе могилу, которую все целуют.
– И кто там лежит?
– Поэт.
– Мог бы догадаться. Для него ты купила цветы?
– Может, я их купила для себя?
Саша положила ирисы на пятки летящему сфинксу на могиле Оскара Уайльда. Илья немедленно сочинил стихотворение: «Официант остался в прошлом, винодела не видать. Остается невозможность к привиденью ревновать». Потом они обошли с десяток могил, и на каждой он скучающе вздыхал, а она фотографировала надгробие.
– Сколько еще твоих знакомых нам нужно повидать?
– Ты устал?
– Я хочу есть. Ты замечала, что на кладбищах всегда хочется есть?
– Это от травки. Пройдет. Нам остался Пруст, Бальзак, Мольер, Лафонтен…
– Выбери кого-нибудь одного.
– Я выбираю не обедать.
– Давай хотя бы выпьем где-нибудь вина, а потом снова вернемся к твоим покойникам.
– Я вдруг подумала…
– О чем?
– Помнишь, под какой ливень мы вчера попали?
– Это было романтично.
– Рядом стоял бездомный. У него не было зонта. Он промок до нитки, но ему как будто было все равно.
Илья вспомнил бродягу, придавленного дождем, его жалкие, не смотрящие никуда глаза и бурые пальцы в обрывках газеты.
– Да, я тоже его заметил. К чему это ты?
– Мне кажется, я на него похожа.
– Ты немного симпатичнее.
– Я иногда стою, не в силах пошевелиться. И мне все равно.
Илья молчал. Ему не хотелось больше шутить. Он приготовился к тяжелому разговору, почесал холку и сказал как бы про себя:
– Ты не всегда будешь чувствовать эту слабость.
– Нет-нет, теперь я больше ее не чувствую!
– Но ты сказала…
– Дома я только и делала, что спала. Как кошка. И кофе не брало. А тут… Знаешь, я увидела этого беднягу и подумала, что я такая же. Но что-то изменилось, когда мы прилетели в Париж.
– Утром ты говорила, что ни на что не способна.