– Добро, щенок! Будет тебе завтра баня с перцем! – злорадно пообещал Алексашка, – Все выложишь, как на исповеди!
– Но не тебе, не мечтай!
Где-то хлопнула ставня, и грозный голос Петра крикнул в темноту:
– Алексашка! Опять балуешь с девками! А ну, живо спать!
– Ну, гляди, Янка! Попомни мои слова! – шепотом сказал Алексашка и скрылся в темноте. Зашелестела трава, скрипнули ступеньки, хлопнула дверь. Стало тихо-тихо. Только кузнечики сверчили в траве. Янка вытащила кусок пирога и запустила в него голодные зубы. Пирог оказался с мясом и был довольно вкусный. На этот раз Янка утолила голод и немного успокоилась. Спать не хотелось, и Янка взялась за гитару. Провела по струнам и тихо запела:
Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой…
Как ни тихо пела Янка, но в тишине песня долетела и до окон Петра. Он стоял у открытого окна, задумчиво глядя в темноту. Подошел Алексашка, прислушался:
– Ишь как жалобно выводит, а, мин херц.
– Хорошая песня, – задумчиво сказал Петр, и, повернувшись к Алексашке, – Разве плохой человек может так петь? – он дернул головой. – Нет, либер киндер, свой он. Свой, – повторил он еще более уверенно и вздохнул.
– Утро вечера удалее, – повторил Алексашка давешнюю фразу, – поглядим, мин херц.
О разговоре с Янкой он умолчал. Петр вздохнул, закрыл окно и задул свечу.
* * *
Янка, задумчиво наигрывая на гитаре, покосилась на свои часы. Было уже около полуночи. Надо спать, подумала она, неизвестно, какой день впереди. Подложив под голову сумку, она свернулась калачиком на соломе и закрыла глаза.
Наступило утро. Петр проснулся с первым лучом, только еще всходившего солнца, растолкал Алексашку. Когда тот, почесываясь, поднялся, велел:
– Поди, взбуди всех! Построишь, доложишь! Ступай, живо!
– Мин херц, а как же…?
– Выполняй, что велено! Разговорчив стал! – повысил голос Петр.
– Твоя воля, – пожал плечами Алексашка и пошел будить остальных. Петр оделся, крутнулся перед зеркалом, сдвинул брови, и, чуть ссутулившись, вышел из комнаты. Старушки-приживалки кинулись в разные стороны, когда он стремительно шел по коридору. Петр зашел к матери, справился о здоровье, категорически отказался от молитвы и завтрака и торопливо пошел во двор к отряду. Его гвардия уже в полном составе была выстроена. Алексашка открыл было рот, чтобы сдать рапорт, но Петр остановил его: