– Тема?
– Личность Григория Распутина и его влияние на царскую семью.
Он было заржал, но увидел мою реакцию и тут же прекратил:
– Не, серьезно, Распутин и царская семья, можешь у профессора Колганова узнать.
Однокурсники уже поглядывали в нетерпении на нас, а еще наверх – там набегали тучки, и переменчивая питерская погода грозила порушить все планы с деревней и шашлыками.
– Ты же писал на третьем курсе курсовую по Гришке, – уточнил Федя. – Да и в архивах ты со всеми вась-вась.
– Тоже нашел дурака, – покачал я головой. – За одну прогулку в экодеревне идти к тебе в дипломное рабство?
– Так это же прогулка с Викулей. Банька, все дела, – Федя плотоядно оглядел девушку, которая стояла к нам спиной. Короткое платье подчеркивало все прелести фигуры. Которые, да… манили.
– Нет!
Я развернулся и пошел прочь. Поехать на природу с однокурсниками хотелось. Очень. Да и с Викой поближе пообщаться. Глядишь, и выгорит, несмотря на то что она постоянно крутила носом – то я недостаточно решителен, то не смог сделать дорогой подарок… Но ишачить на Федю… Благодарю покорно.
– Ну и дурак ты, Распутин, – обиженно произнес в спину староста. – Мы тебе в вотсап пришлем фотки, как нам хорошо. Жди…
Я только сильнее сжал зубы и прибавил шагу. Я не они. К мажорам не принадлежу, с золотой ложкой во рту не родился. Родители – обычные питерцы, отец – строитель, мать – травматолог в городской больнице. Жил я от стипендии до стипендии, подрабатывал в архивах. Родаки, конечно, что-то подкидывали, но явно не на загулы по экодеревням.
C двумя пересадками я доехал до Центрального государственного архива Санкт-Петербурга, показал пропуск охраннику, поднялся на шестой этаж. Тут раньше был читальный зал, а теперь находился отдел первичной сортировки во главе с Антониной Николаевной Фельдман. Статная пожилая дама железной рукой руководила пятью сотрудниками и тремя стажерами. Одним из которых был я.
– Новинский, ты почему не в маске?
Фельдман выглянула из своего кабинета, погрозила мне пальцем. Я матернулся про себя, нацепил намордник. Достал из шкафчика белые перчатки и персональную чашку. Кофе и чай на работе пить разрешалось, но, разумеется, не за рабочими столами. ЦГА даже расщедрился на дешевую кофемашину.
На летучке Фельдман сообщила, что из томского архива поступила новая партия документов. Их нужно отсортировать и рубрицировать.