– Глупая, глупая девочка… – прошептал, вскинув руки, с которых тут же сорвалось пламя. – Я же погублю тебя.
И почему меня так волнуют ее слезы? Каждая капля словно проникает внутрь, разжигая еще сильнее поселившуюся там боль.
***
– Мэл… – выдавил, пытаясь собрать в кучу все, что было в голове, но совершенно ничего не получалось.
Видеть перед собой ее ясные глаза, длинные, шикарные, хоть и взъерошенные волосы, пухлые губы… Повзрослевшие черты лица стали еще прекраснее, а фигура – еще манящее… Закрыл глаза, пытаясь унять вспыхнувший жар в теле и не обращать внимания на ускоренное сердцебиение. Почему она так действует на меня? Я реально схожу с ума. И она права. Прошло четыре года или пройдет десять лет – видимо, ничего не изменится.
– Хочу поцеловать тебя, – прошептал тихо.
– Пхах! Поезд ушел. Я тебе еще раз повторяю: ты ко мне не притронешься!
Я сорвался с места и навис над ней, ухватив за плечи, посмотрел прямо в глаза. Дыхание в груди перехватило.
– Уверена? – прошипел нервно уже в адском желании накрыть ее губы.
Но резкая пощечина слегка отрезвила, заставив выпустить ее и сделать шаг назад.
– Только посмей, Илларион, и я клянусь, что придушу тебя!
– Кроха, я…
«Так скучал!» – хотел добавить отчаянно, но она перебила:
– Не смей меня так называть! Не смей!
Прислонился к столу, сжав кулаки и попытавшись выровнять сбившееся дыхание. Она обхватила себя руками, содрогнувшись. Эти мучения, видимо, никогда не закончатся…
Четыре года назад
Да, Мэллони, я придурок! Нужно было уже давно валить отсюда. Как можно дальше от тебя! Чтобы избежать всего этого!
– Люблю!
Что-то так отчаянно сжалось внутри, что, когда она бросилась на меня с кулаками, я с силой ухватил ее за руки. Развернул спиной и прижал к себе, невольно вдыхая ее сладкий аромат.
– Слушай меня внимательно, – выдавил хрипло, ощутив, как тело напрягается, а сердце останавливается.
Попыталась вырваться, всхлипнув, но я сжал крепче, сдерживая пламя внутри себя.
– Ты встретишь своего принца, а обо мне просто забудь. За подругу извини, но я у нее далеко не первый.
Вообще не помню ни черта! Даже не уверен, что у нас с ней что-то было. Но так даже лучше!
– Ты понимаешь, что разбиваешь мне сердце, Илларион? – отчаянно спросила, обмякнув и разревевшись навзрыд.
Почему мне так больно от ее слез, мать твою?! Выпустив руки, крепко ее обнял, понимая, что внутри сейчас все разбивается на маленькие куски, которые разрывают меня на части.