Первые месяцы меня не выпускали даже на улицу, заставляли чистить какие-то горшки, мыть посуду, скоблить шкуры козлов и баранов, в общем грязную работу. Потом стали доверять чуть больше, выпускали во двор, чтобы я принёс воды, или прибрался. А потом приехали какие-то люди и меня закрыли в сарае. Несколько дней они что-то праздновали, жарили шашлыки и варили плов, запах стоял одуряющий. Но само собой мне оттуда не перепало ни кусочка. Но меня это не огорчало, хлеб из рук врага был непозволительной роскошью. Я, конечно, голодал, но чего – чего, а воды было вдосталь. Рядом с домом протекал горный ручей с обалденно вкусной водой.
В очередной день с утра они вышли во двор и что-то долго обсуждали, потом меня выпихнули во двор в круг из бойцов. И, видимо главный у них там, сказал на довольно сносном русском языке:
– Эй, Русс, выхады. Шакал паршивий, иды суда, ти пришоль на моя зэмля и за это я тибя убю как бешенный сабак.
– Я не хочу драться с тобой. Отпусти меня! – я посмотрел ему в глаза.
– А тыбя ныкто не спрашует, чо ти хошешь! – боевик расхохотался, – ти прастой раб, знаивай, своё мэсто, а, если сиводна виживешь, то рабом и останишса, и будэш подихат здеся рабом.
Чеченец сбросил пояс с ножом и кобурой на руки стоявшему бойцу рядом. Потом расстегнул куртку и тоже скинул её, поигрывая мышцами, прошёлся вокруг меня. А потом резко подскочил и ударом ноги подсёк моё колено. Я, конечно, устоял на ногах, вспоминая занятия по рукопашному бою, хотел было ответить обидчику. Но, понимая, что данная ситуация, в случае выхода из-под контроля, грозила мне гораздо большими проблемами, я решил сильно не геройствовать и поддаться. Хотя прекрасно понимал, что этот противник мне и в подмётки не годится. Здоровяк к этому моменту снова приблизился, и, рыча, словно раненый зверь, направил свой кулак в мою голову. Чтобы избежать нежелательных увечий, я подставил руку к голове и принял довольно мощный удар. Уже лежа на земле, я слышал хохот чеченцев, а амбал почувствовав вкус победы, кинулся на меня и стал жёстко пинать сапогами. Несколько раз, теряя от боли сознание, я лишь пытался группироваться и делать блоки руками.
Дальше удары сыпались один за другим. Бородатые физиономии довольных боевиков расплылись в хищном оскале и лишь на лице амбала, который меня мутузил, читалась только ярость и отвращение. Я точно знал, что нельзя отбиваться, можно было только защищаться, прикрывая самые стратегические места. Если бы я только попытался отмахнуться, меня точно убили бы, не позволив даже подняться. А так просто избивали, а когда устали и насытились побоями, два бородача подхватили меня и бросили обратно в сарай. Кряхтя от боли и обиды, я старался просто лежать и не двигаться. Еле перетерпливая жуткую боль, я старался глубоко дышать не глубоко. Пошевелив конечностями, я просто убедился в отсутствии серьёзных травм и увечий. Прохлада земли понемногу обезболивала. Чуть позже мне снова скинули хлеб и воду. Но я уже был в дремлющем состоянии. Во сне боль была не такой острой и мучительной.