Ольма задумчиво слушал волхва, не смея вставить ни слова. Непонятная и неожиданная надежда вроде бы забрезжила где-то во мгле будущего, которого, как он считал у него нет. Мазнул взглядом по темноволосой фигурке воспитанника суро. Да только по-прежнему неверие тонкими паучьими лапками продолжало плести кисею, заставляющую блекнуть слова мудрого арвуя. «Ну чем мне эта мелюзга помочь сможет? Да, не… Нет никакой надёжи снова встать на ноги…”, – думалось ему.
Чуткий взгляд Кондыя заметил сомнения и неверие, поселившееся в душе увечного охотника:
– Смотрю на тебя и вижу, что даже увечье твое не научило тебя жизни, пустил в душу подселенца… Плетет паразит сеть крепкую, не пускает твою душу навстречу людям. – Старый суро вздохнул. – Ну, да какие твои годы, вижу, что победишь себя, только тогда, когда покинет твою душу неверие и страх. Доля и Недоля прядут твою судьбу, как им Юман-ава, Мать-земля заказала. Поэтому держись земли, она тебе еще не раз поможет. И о небесах не забывай. Смотри вверх. И оттуда тебе подмога будет, верь в это. – Кондый замолчал, задумчиво пожевал губами, огладил седую бороду крепкими ладонями, резко поднялся, как будто не давили на плечи прожитые годы, и заслонил собою солнышко. Ольма, задрав голову, прищурившись против солнца, видел только темную тень в ореоле белых волос. Из этой тени вдруг ярко блеснули глаза, и волхв продолжил:
– Ты должен помочь Упану, много твоих сил утекло к тому, кого ты невольно в душу пустил. Страх жизни может выпить тебя до донышка. Но если захочешь помочь найденышу и сам спастись, то не теряй оставшихся сил… – И ушёл. Стало тихо. Не слышно стало говора мальчишек. Они тоже куда-то скрылись. Рядом с шалашом Ольма нашел горшок с кашей. «Видимо, суро оставил» – подумал калека и, прямо руками рассеянно стал черпать остывшее варево и задумчиво его пережевывать, наблюдая, как медленно катилось яркосиянное солнышко к окоему неба…
На следующий день, ближе к полудню, к Ольминому шалашу прибежали мальчишки: Ошай, да Упан. Белобрысый суетился, не мог усидеть на месте, постоянно вскакивал и размахивал руками, рассказывая вести из селения. Упан же, наоборот, молчал, и почти не шевелился, слушая многословного приятеля, лишь ковырял пальцами сухую веточку. Вот, словесная река Ошаевых новостей иссякла и тот, вроде, замолчал, но долго в покое не усидев, сорвался в бег, бросив через плечо, что селищенские мальчишки на затоне мальков ловят, и скрылся в прибрежных кустах. Покалеченный охотник ожидал, что и подопечный Кондыя тоже сбежит от него, от такого скучного и малоподвижного калеки. Но тот не шевелился, задумчиво уставившись на прибрежный песок. Вдруг, среди послеполуденной тишины раздалось: