Замер, уставился вверх в переплетение веток, за которыми только-только угадывалось вечереющее небо. Резные листья лесных великанов там, в вышине, шевелились, качались, переворачивались, сплетаясь с густыми колючими лапами елей. И, глядя на этот танец ветвей, Ольма сам не заметил, как сомкнулись его веки… Слушая шёпот листвы парень прислушивался к дыханию леса и сам вскоре задышал в такт – часто и глубоко. Голова начала кружиться, в ушах засвистело тихим писком, а в переносице стало горячо. Мышцы рук и ног неожиданно свела тугая судорога, а в груди же заполыхал огонь, угрожая обжечь нутро. Голова стала кружиться еще сильнее. Где-то на краю сознания Ольма испугался, душа его дернулась было вверх, к свету, но мягкая тьма потянула его куда-то вниз сквозь камень, сквозь землю. И вокруг разлилась мягкая, бархатистая тишина, окутавшая охотника словно пушистая черная шкура.
Он медленно падал вниз, как в детском сне, когда грезится, что летаешь. Но тут падение закончилось и Ольма открыл глаза ощутил вокруг себя густой полумрак, наполненный тихим жужжанием и запахом горячего воска. Жужжание напоминало пчелиное, как у бортников на заимке. Но медом отчего-то не пахло. Деревом пахло, сосновой живицей. И можжевеловыми ягодами. «А до ягод-то еще не скоро,» -промелькнула и исчезла непрошенная мысль. Широко раскинув руки в темноте, Ольма шагнул вперед. Совсем не удивившись тому, что шагает на своих двоих, давно уж обездвиженных ногах. Вскоре, ладони ощутили крутобокие ошкуренные древесные стволы, лежащие поперек ровно и плотно один над другим. Поверхность их была теплой, такой же, как давече ощущал Ольма, прикасаясь к каменному ложу. Глаза постепенно привыкали к сумраку помещения. «Перт, как есть перт, только огромный, всяко больше Куянова…”, – размышлял бывший охотник. Он медленно двигался вдоль бревенчатой стены этого темного помещения, забыв о своем увечье. Вдруг, впереди Ольма увидел в мертвенно белом свете, падающим откуда-то сверху чудной, да что там – страшный многорукий образ. Но почему-то не шарахнулся в страхе в сторону, не потянулся рукой к поясу, где обычно висел его охотничий нож. Наоборот, проснулось любопытство, одновременно с которым его окутало непонятное умиротворение и чувство покоя. И чем ближе он подходил к свету, тем больше вырастал странный многорукий болван. Стены, сложенные из бревен, сходились где-то вверху открытым куполом, через отверстие в котором, лился вниз белый свет луны.