Туесок, с колыхавшейся в нем водой, болтался между лап и стучал по груди. Медвежонок-переярок выскочил на залитую лунным светом околицу и буквально через несколько ударов сердца, оказался у лесных ворот, но совсем забыл, что собаки не любят звериный медвежий дух. Под многоголосый собачий хор медведь обежал селенье и уже с подветренной стороны вошёл в деревню.
Ночь, весь люд спал по избам и землянкам, и дорога к деревенскому колодцу была пустой. Колодезный сруб стоял почти в самой середине веси, на лобном месте. Чтобы болтающийся на шее туесок с водицей не путался в лапах, Упан поднялся на задние лапы и смешно переваливаясь затопал к колодцу. На верхнем бревне сруба нежилось в лунном свете толстенькое, словно бревнышко, змеиное тельце. Упан подумал было смахнуть гада, но заметил золотистый гребешок на голове змеюки. «Ох, ты, похоже мне Суркиш показалась, хранительница! К добру ли, аль нет?» – подумалось Упану. Змейка тоже подняла головку, увенчанную золотыми чешуйками и прошипела в темноту:
– Зачем пожаловал, сосед?
– Воды набрать, Суркиш, если ты, конечно, Суркиш – рыкнул медвежонок.
– Экий ты невежливый, перевертыш! Верно угадал, Суркиш я. Ночью вода в колодце вся моя!
– Зачем тебе вода, иди лучше к коровам, молока попей.
– Молока я и на зорьке напьюсь, ни одна хозяйка не прогонит, наоборот, привечать станет. А нынче в лунную ночь вся вода в веси моя.
– Ага, – ответил Упан, – Ох, чую не к добру ты мне встретилась, Суркиш.
– Это, как знать, перевертыш! Ты мне заботу свою расскажи, расскажи, зачем тебе водица моя понадобилась?
– Долгая сказка, Суркиш, а вода мне нынче нужна, пока луна не спряталась.
– Вон оно как! – протянула змеица. – Сила тебе нужна! Хитер ты, перевертыш, откель знаешь, что лунная вода силу дает?
Медвежонок уже понял, что так просто водица ему не достанется, вздохнул и плюхнулся лохматым задом в мягкую пыль утоптанной вкруг колодца земли. Сел и пророкотал:
– Мне старая шошиха сказала, что лунная вода силу даст. Только сила-то мне ни к чему, своей девать некуда. Мне вода нужна, чтоб перловицы сберечь.
– Ой, не те ли перловицы, что под речным берегом за околицей, у дальнего леса хранились? Так они там до сих пор лежали? С тех самых пор, когда их старый суро туда запрятал? Да не тот, что нынче, а тот, что другой, который до нынешнего был, в те времена, когда здешние двуножки с палками и в шкурах бегали… Непутевый был, неумелый. Племя при нем не росло, не приростало… Спрятал, да и ушел-вышел, весь вышел. Неумеха. Пока нынешний суро это племя не подобрал, да лад не наладил… Дам я тебе водицы, – Упан встрепенулся, – но не просто так, а поменяемся. Я тебе водицу, а ты мне перловицу. Одну. У тебя ж их всяко больше останется. Ну, как, согласен?