.
– Товарищи я как еврей протестую. Нет подтверждения подлинности этой информации. – Возмутился какой-то читатель.
– А причём здесь евреи, если какая-то кучка последователей фарисеев, решила господствовать над миром. Оглянитесь, кто правит миром, фамилии назвать.
– Не нужно фамилий и всё же товарищи… – Пытался настаивать сомневающийся..
– А что вы так возбудились, вы что считаете себя причастным к этой секте?
Зашедший в фае Борис Абрамович, остановился позади толпящихся. Он сразу узнал этот пожелтевший в веках пергамент. Пробившись через толпу, он стал снимать рукопись. В толпе возмутились:
– Почему снимаете? Мы тоже хотим дочитать!
– Спокойно товарищи! Кто видел, кто знает лицо, повесившее это на стенд? Вы видели? Может вы повесили? И вы не видели? Вы хотите быть свидетелем?
Толпящийся люд, потихоньку рассосался вокруг Участкового. Тот свернув пергамент в рулон, засунул его к себе во внутренний карман. Затем ровным шагом направился в актовый зал. На сцене уже собралась труппа, нам уже знакомых артистов. Валькирия объявила звонким голосом, затем стала читать нужный текст:
– Финальная сцена в склепе, Ромео и Джульетта:
И бремя рока с плеч усталых сброшу.
Любуйтесь ей в последний раз, глаза!
В последний раз ее обвейте, руки!
И губы, вы, преддверия души,
Запечатлейте долгим поцелуем
Бессрочным договором с небытием.
Рядом стояла Мерлин в шёлковой, розовой блузке и Жиган в футболке, с номером два на спине, который непрерывно ногами бил чечётку. Жиган повторял текст за Валькирией в своём понимании:
– На воле скину с плеч я лагерный бушлат.
В натуре не отвесть моргала!
Последний раз к тебе я грабки протяну!
Короче Джулька, Ромка ведь не жалкий фраер,
Засос прощальный для тебя.
Но прежде чем мне отравиться, тебя я стерву замочу! В натуре граф Парис продажный мент! Не может честный фраер быть с таким вот погонялом. – И Жиган запел подыгрывая на гитаре:
– И перо за это получи.
– А шо ты злишся ну чуточку тебе я изменила. С кем не бывает. – Обиженно произнесла Мерлин.
– Ты изменяла мне со всеми! И даже с этим Некрофилом! Копулетти твою мать, век воли не видать!
– Ты звал меня Ромео! – К Жигану подошла Стародворская.
– Твою ядрено мать, пора линять. И перо за это получи. – И Жиган ловким движением выхватил финку и порезал блузку на груди Похоти. Та в испуге визжа, повалилась на пол.