Сол растопырил пальцы рук и минуту внимательно их рассматривал. И с ужасом, и с подступающими слезами понимал, что уже успел позволить этой мысли превратиться в мечту.
* * *
– Мне мешает жить моя злость, понимаешь? И эта злость… порой я ее просто не контролирую. Вернее, нахожусь в шаге от того, чтобы потерять над ней контроль. Боюсь кому-то навредить, понимаешь?
Тут Терренс отвел взгляд, и Сол понял, что его смутили собственные слова.
– А откуда взялась эта злость? – спросил Сол, наблюдая, как пухлые пальцы-сосиски Терренса ухватили булочку, и ловко орудуя ножом, разделили ее на две половины и обильно намазали маслом.
– Да сколько себя помню. Сколько себя помню, столько мне нравится обзывать людей, проклинать их, понимаешь? Кричать им вслед или в лицо всякие гадости и оскорбления. И вот это… это настолько сильнее меня, что временами переходит в настоящие приступы, и хочешь верь, а хочешь нет, несколько раз эта пагубная привычка уже укладывала меня в постель. Но, знаешь… – тут Терренс откусил солидный кусок булки, чем перебил сам себя. Сол терпеливо дождался, пока лоснящиеся розоватые щеки этого парня вновь придут в более спокойное состояние, справедливо полагая, что булка доставляет собеседнику уж точно не меньшее удовольствие, чем сама беседа. – Так вот. Самое сложное, что я никак не могу объяснить – это мера истины в моем поведении. То есть, действительно ли я ненавижу всех людей вокруг себя, или же таким образом пытаюсь убить в себе любовь к ним.
– А сам как думаешь? – спросил Сол.
Терренс пожал плечами и облизнул блестевшие от масла губы.
– Не знаю. При беглом взгляде люди вроде бы и не так плохи. Но и ненавижу я их уже при беглом взгляде.
– А как насчет… – Сол запнулся, чем тут же навлек на себя подозрительный взгляд.
– Насчет чего? – впервые с начала разговора Терренс совершенно перестал работать челюстями.
– Насчет разницы полов и возрастов, – быстро нашелся Сол, хотя сперва хотел спросить об источнике этой самой злости в детские годы, причиной которой, в числе прочего, могла служить и фамилия Терренса. И немедленная реакция на еще не услышанный вопрос подсказывала Солу, что, скорее всего, подобный вопрос Терренс слышал уже неоднократно и даже боялся его.
– А, это. Нет, тут никакой разницы нет, – с видимым облегчением ответил Терренс, и, вооружившись ножом, принялся разрезать отбивную котлету в своей тарелке. – Я одинаково люблю проклинать всех подряд: мужчин и женщин, стариков и детей. Все они мне одинаково противны.