У меня, конечно, тут много чего не было. Например, молока или новой, крепкой одежды, но за семь лет я лишь раз пожалела о своем решении и затосковала по дядь Саше с его добрыми словами и уловками. Ровно на пять минут. И то за книгой по анатомии человека, на заднем форзаце которой стоял именной штампик.
В целом же, принимая решение спрятаться от других так далеко и надолго (а, может, и на всю жизнь) каждый имеет право пожалеть себя только однажды. Когда провалится в медвежью яму где-нибудь в середине осени. В ином случае, о какой жалости может идти речь?
– Ну что, готов? – поинтересовалась я у Вихляева.
– К чему? – удивленно уставился он на меня.
Вот вам и очередное доказательство, что даже высшие чины в нашей доблестной, порой вообще не следят за нитью происходящего вокруг.
– К волшебству, блин, – раздраженно ответила я и направилась к задрапированному столбу. – Только тебя ждут.
Не было ни единого сомнения, что ему-то уж точно объяснили, для чего к вертолету прицепили эту бандуру, сильно уменьшающую маневренность воздушного судна. Но, судя по неуверенному топоту за спиной, не стали углубляться в подробности, рассказывая, что и мне все известно. Оттого майор до последнего моего слова полагал, что дальнейшее для меня будет неожиданным и очень неприятным сюрпризом.
А вышло наоборот, это я сделала Вихляеву сюрприз, отобрав у него торжественный момент появления чувства собственного превосходства над «объектом».
Ну что ж, есть люди, созданные природой для разочарований. Кто-то разочаровывает, а кто-то разочаровывается. Майор относился ко вторым. Судьба такая.
Под любопытными взглядами всех присутствующих, высунувшихся и из вертолета, и из внедорожника, я ловко ухватилась за край полотна и принялась отходить, обнажая таинственный предмет, доставленный сюда непонятно зачем. В отличие от прочих, мне удивляться было нечему – аквариум остался таким же, как был в годы моей «светской» жизни. Те же высокие, полупрозрачные стенки из толстого стекла, в состав которого при изготовлении добавляли неизвестный никому полупроводник. То же мягкое, массивное кресло внутри, прикрученное ножками к полу. Тот же кодовый замок на двери, открывающийся только снаружи. Полки с книгами, шкафчик на примитивном шпингалете, повешенный за креслом. И только внушительная стопка журналов стала новым пятном в старенькой, привычной обстановке.