Будто мне самой хотелось становиться свидетелем его унижения.
– Вот и отлично, пойду пока поищу тебе носилки.
– Спасибо, – очень тихо произнес Луншин мне вслед, и я прикрыла дверь, оставляя его один на один с той самой «малой нуждой».
Во дворе же жизнь бурлила только за столом. Эти гаврики даже поз не изменили – сидели на одной лавке, спиной к дому и что-то горячо обсуждали, не поворачивая головы.
– Говорю же тебе – не знаю я, что в той записке, – раздраженно произнес Пашка, внезапно показывая себя с новой стороны. – Александр Анатольевич вручил мне ее в последний момент и дал строгий наказ отдать только если другие уговоры и аргументы не сработают. И предупредил, что это очень важное письмо, его нельзя терять или давать кому-то на прочтение, кроме объекта.
– И ты послушался, – не спросил, а констатировал Мишка с каким-то пренебрежением, будто Хвостик нарушил тем самым несколько законов против всего человечества.
– Еще бы, я еще десять лет назад уяснил, что Александра Анатольевича нужно слушать.
– Чего так? – с насмешкой поинтересовался Костик и как-то ловко крутанул свою кружку на столе, успев поймать ее в движении.
Пашка обреченно вздохнул и склонил голову то ли к столу, то ли к посуде – с моего угла плохо просматривалась вся картина:
– А того, что я ему жизнью обязан, – решился он на ответ, давшийся с большим трудом.
Все тут же повернули к нему головы, выражая крайнее удивление и задавая немой вопрос. Но парень не торопился рассказывать все в подробностях, будто снова погружаясь в то время и переживая то, за что он оказался обязан.
– Когда это было? – очень спокойно спросил Витька, не требуя детального рассказа, а позволяя Пашке самому выбрать с чего начать.
Хвостик помолчал еще немного, поставил на стол кружку и ухватился за нее обеими руками, как за единственную опору:
– Десять лет назад.
– Тебе же тогда было…
– Ага, двенадцать исполнилось.
– И как так вышло? Что случилось? – Витька говорил спокойно, отлично зная, как наводить собеседника на нужные ответы и не закрываться в себе.
– Похитили.
– Ребенка? – едва сдержав праведное негодование, уточнил Мишка. – Зачем?
– У преступника нет ограничений. Если он похищает, то не ребенка, старика или женщину, он похищает объект. И после диктует свои требования, зная, что они будут исполнены.