Мне нравится приходить с работы поздно. Когда я прихожу рано, приходится неизбежно сталкиваться с ними, и это неизбежно заканчивается скандалом. Либо между отцом и матерью, либо, если мать слишком занята новым романом, между отцом и его мнением обо мне.
Можно было бы сказать, что между отцом и мной, но я не слишком то участвую в подобном скандале. Я не виноват, что он не видит дальше своего носа, и его все во мне не устраивает, от манеры одеваться до места моей работы и учебы.
Плевать, что он думает. Когда я достигну успеха, он пожалеет обо всех своих словах.
Скандал утих к моменту моего выхода из ванной, и я смог спокойно проскользнуть в свою комнату. Ужинать, вернее, поздно обедать, не хотелось, страшно хотелось с кем-то потрепаться.
Цезарь меланхолично перебирает своими восемью лапками в своем террариуме.
– Хорошо тебе быть пауком, да?
Цезарь не отвечает. И ежу понятно, что хорошо.
– Никаких тебе сложностей. Вот мы, люди, очень сложные. Наша жизнь перестала сводиться к простому выживанию и размножению. Ну, по большей части. Наш мозг, – демонстративно стучу пальцем по виску, чтобы подкрепить свою мысль, – ужасающе мощная машина, мощнее любого современного компьютера, и до конца еще не изучен. Он то все и усложняет. Это из-за него мы стремимся к самореализации, всеобщему одобрению, из-за него все мы – жертвы социума.
Цезарь молчит, лишь немножко подползает поближе. С Семёном дискутировать интереснее, он хотя бы отвечает. Хотя, иногда это бывает некстати. Я больше люблю, когда меня слушают.
– Ты стремишься только выжить, отложить побольше яичек… Хотя, ты же не самка.
Цезарю плевать, что он не самка, он, деловито перебирая пушистыми лапками, забирается на стекло террариума.
– Суть не в этом. Тебя не слишком заботит смысл твоей жизни, есть ли в этом мире другие планеты и живут ли на них другие пауки… Мы даже друг с другом, на нашей планете, не можем поладить, к чему нам инопланетные цивилизации? – позволяю себе чуть-чуть фыркнуть, когда беру паука на руки. Он не слишком то этому рад, но я привычным движением удерживаю его на ладони.
– А нам, нашей многоуровневой машине под защитой черепной коробки, так и хочется сложностей: смысла жизни, любви, признания…
Цезарю абсолютно не хочется признания. Цезарю хочется обратно в террариум.