Асфальт под ногами кажется покрытым тонким полотном первого снега, но на самом деле – это пепел. Дождя не было давно, несмотря на пасмурную погоду, и потому останки тысяч сигарет серовато-белым налетом покрыли землю.
Я стою, прислонившись к стене ресторана, в маленьком закутке, куда все бегают на перекур, и не сразу понимаю, что уже минут пять рассеянно мусолю в пальцах дешевую сигарету, словно не решаясь ее поджечь. День катится к вечеру и выдался на редкость дерьмовым.
Рабочий день стартует в десять, и в течении часа, перед открытием, ты драишь весь чертов ресторан, начиная со своей зоны и заканчивая зонами общими. Затем бизнес-ланч, как правило, насыщенный, всегда проходящий как в тумане: столики сменяют друг друга один за другим, быстро, точно на карусели, ты не запоминаешь лиц и заказов, монотонно выполняя одни и те же действия. Затем затишье, когда можно перекусить или сбегать покурить. И вечером снова та же самая карусель, но только столики сидят дольше и требуют большего. Это выматывает. Работа с людьми всегда выматывает, потому как многие, точно маленькие клещи, заползают под кожу, впиваются в беззащитную плоть и тянут жилу за жилой.
Я устало прикрываю глаза, чувствуя непреодолимое желание уснуть. Но там, внутри ресторана, ждут еще три столика, совершенно не собирающиеся уходить, два из которых – на редкость тяжелые.
– К черту!
Арина выскочила из служебного входа, метнулась в закуток для перекура, едва не налетев на меня. Уставшее лицо раскраснелось, залитое слезами.
– Что случилось?
– К черту! Дай сюда! – она ловко выхватывает из моих смятую пачку, зажимает во рту сигарету, ловко поджигая. Она давно перешла на электронные сигареты, но сейчас, кажется, об этом забыла.
– Арина!
– К черту!
Ее обычно веселое лицо изменилось. Голубые глаза с вечным хитрым прищуром потухли, всегда улыбающиеся губы обиженно изогнулись, на щеках гневный румянец, покрытый крупными каплями слез. Мать двоих детей, в свои тридцать два она едва ли выглядела на двадцать пять, ко всему относящаяся с юмором и улыбкой, сейчас она была просто раздавлена. Сигарета подрагивала в некрепких пальцах.
– Эти мелкие… Сидят, выкомыриваются! – она сердито утирает глаза, – уволюсь, уволюсь к чертовой матери! Приходят, мелкие пижоны, выпендриваются, а ты терпи, улыбайся…